Сюзан Таннер - Путы любви
Светлым приятным днем в Галлхиел въехал незнакомец. Он сидел на красивой низкорослой испанской лошади, в руках он держал лютню. У него были светлые, отдававшие золотом усы и прямые до плеч волосы. Он был дорого и модно одет. Это был менестрель по имени Банаин.
Лесли, скучая в одиночестве, бродила по пустому залу. Она только что решила поехать поискать Лаоклейна, когда вошел Криф вместе с незнакомцем.
Банаину была известна история крепости, но он был мало знаком с историей рода. Когда Криф представил его леди Лесли Макамлейд, Банаин ошибся в своем предположении. Он поклонился:
– Банаин, миледи. К вашему удовольствию.
– Поистине удовольствие. – Она наклонила голову. – Милорд занят, но он не откажется побыть с нами и насладиться музыкой. Откуда вы?
– Из Дункеита, миледи.
Ее лицо оживилось:
– Вы должны мне рассказать его новости. Пошли! Я сама провожу вас в комнату, где мы сможем поговорить наедине. Мне очень хочется развлечься.
Внимание Банаина привлекли злость и отвращение на лице Крифа. Его заинтересовала их причина.
Лесли заметила это, но решила не обращать внимания, так как видела в этом еще одну возможность унизить Дару. Она не могла дождаться ужина – того времени, когда менестрель обратится к ней как хозяйке Галлхиела перед всеми домашними, в том числе и Дарой. И то, что Криф разгадал ее план, не имело значения.
Двор был полон мужчин. Они боролись, бросали копья, дрались на мечах. Такие игры, проводившиеся часто и с удовольствием, помогали воинам, сейчас пребывающим в бездействии, быть в форме, сохранить силу и мастерство для предстоящих битв. Набеги были еще одним способом сохранить форму. И то, и другое было развлечением, от которого получали удовольствие и на которое делались ставки.
Тамнаис и высокий худой человек стояли в кольце зрителей. В крепких кулаках были зажаты громоздкие копья, их напряженные руки играли мускулами. Они ждали ревущей команды судьи – примирителя. Когда она прозвучала, они с огромной силой метнули копья в цель из туго связанных тростниковых настилов в несколько футов шириной и толщиной. Копье Тамнаиса достигло цели первым и остановилось около отметки, копье же его напарника через несколько секунд попало прямо в цель.
Когда этих мужчин сменили двое других, Криф нашел Тамнаиса и отвел его от толпы. Его лицо было таким страшным, а руку он сжимал так крепко, что Тамнаис стал протестовать.
Криф посмотрел на него прямо, потом нетерпеливо потряс головой.
– Киарр сделал из своей дочери продажную девку. Она разрушает свою собственную красоту. Я повел менестреля к хозяйке. Он хотел поздороваться с ней и попросить приютить, но его встретила Лесли, девица с черными волосами и с еще более черным сердцем. Я промедлил, а он принял ее за хозяйку. Она знала, что он ошибся, но разуверять не стала. Когда об этом узнают и станут говорить, это станет еще одним испытанием для нашей хозяйки.
– Почему же ты тогда ничего не сказал, парень – ты же не дурак?
– Если бы я сказал, то нарушил бы ее план. Она попытается еще раз осуществить его, но я проучу ее. Она надолго запомнит этот урок. Ее нужно заставить понять, что леди Дара не одна.
– Какой же урок ты хочешь ей преподать?
Криф негодовал.
– Если бы я знал, я бы сразу сказал. У меня нет плана. Ты молчалив, но все знают: ты себе на уме.
Тамнаис всматривался в Крифа.
– Так, значит, я должен решать эту задачу. Я уверен, что справлюсь с ней в любом случае.
Он потер грубой рукой о подбородок. Криф ждал. Приходилось набраться терпения, Тамнаис всегда долго обдумывал свой план, и в этом заключалась его главная хитрость. Он выпрямился, придумав удачный план, в котором он сам едва ли будет участвовать.
– Кто меньше всех питает отвращение к этой девице?
– Никейл. – Своим тоном Криф дал понять, что считает Никейла слабым. – Он вынюхивает ее, как медведь мед, хотя ты, наверное, думаешь, что он слишком умен, чтобы попасть в эту ловушку.
Тамнаис заворчал:
– Медведь знает, что пчела ужалит, и все же идет воровать мед. – И с этими словами он начал раскрывать свой план ниспровержения Лесли Макамлейд.
С приходом весны дни становились длиннее, а ночи наступали незаметно. Предзакатное небо было бледно-абрикосового цвета. Она была полуодета, но даже не подумала накинуть на себя хоть что-то, когда открыла дверь, потому что не ждала никого, кроме служанки или, может быть, Гарды. Она стояла, оцепенев от испуга и злости, когда Никейл смело прошел мимо нее в комнату.
В его улыбке была дьявольская радость, а никто не может воздать дьяволу по заслугам так, как делает это горец, только он может в полной мере насладиться женщиной, известной своей жестокостью.
Никейл стоял в небрежной позе. Лесли огрызнулась:
– Ты ведь не глазеть сюда пришел, болван?
Она и пальцем не пошевельнула, чтобы прикрыть свою полуобнаженную грудь, а он и не пытался отворачиваться.
– Почему же, есть и получше причина, чтобы находиться здесь, чем та, которая действительно привела меня.
– И какая же?
– Тщетная попытка дать выход своим порочным наклонностям.
Лесли пристально смотрела на него и ждала, что он скажет дальше.
– Менестрель Банаин.
Криф описывал Никейла совершенно точно. Он был похож на медведя, сильного, большого и бесстрашного. Он редко полагался на умение или хитрость, обычно он одерживал успех благодаря своей абсолютной решимости. Обман был ему незнаком, и он умел распознавать его в других. А Лесли была воплощением обмана.
Она облизнула губы и широко открыла глаза.
– Что ты собираешься делать?
– Продержать тебя здесь до конца вечера.
– Я не думаю, что привлекаю тебя.
– Но это так, дорогая. Ты привлекаешь меня, – он смеялся над ней.
Она покраснела и вскинула голову. Волосы ее распушились.
– Кажется, жена Лаоклейна не испытывает недостатка в странствующих рыцарях. Недостатка в любовниках тоже нет!
Никейл на удивление быстро схватил ее и крепко сжал.
– Леди Дара настолько же правдива, насколько ты лжива.
Лесли в отчаянии закричала, его пальцы глубоко вонзились в ее голое плечо. Однако слезы и мягкий умоляющий взгляд были абсолютно фальшивыми. Она подняла красивую руку, моля о пощаде, эта бледная нежная рука на самом деле была очень крепкой.
Ее мольба была вознаграждена. Он ослабил пальцы и уже не сжимал ее до боли. Руки скользнули ей на спину.
Привлекая ее к себе все ближе, он дал ей возможность показать все, на что она была способна.
Их отделяло друг от друга совсем немногое. Она быстро сняла белье, а он снял накидку. Никейл не был человеком с изысканными манерами, поэтому не видел необходимости раздеться полностью. Лесли вскоре обнаружила, что это совершенно не мешало ей получать удовольствие. Это был зрелый мужчина, и он отлично знал, как удовлетворить ее. Он был не первым ее мужчиной, но ему первому удалось привести ее в такое состояние, когда она дрожала от желания. Раньше всегда она приводила мужчин в волнение, но не теперь. Только потом, когда ее обессилевшее тело было безвольно распластано под ним, Лесли поняла, что в ней возрождается чувство самосохранения.
