Розалинда Лейкер - Сокровища любви

Однажды они вернулись домой и увидели, что пьяный в доску отец, покачиваясь, сидит в кресле, обхватив руками голову. Он был убит горем, осознав, что натворил.

От ужаса Герти дико вскрикнула. У стены в неестественной позе, со сломанной шеей, лежала мертвая Кэт. Лицо ее было черным от синяков. Соседи уже вызвали полицию. В «Черной Марии» [2] его увезли в участок. В ту же ночь он повесился в тюремной камере.

Ее слабовольный брат Арчи, не способный противостоять ударам судьбы, закончил свои дни в тюрьме, как и отец. Он был единственным, к кому Герти испытывала родственные чувства. Возможно, другие братья и сестры тоже по-своему любили мать, но о какой любви можно говорить, когда сразу после ее смерти они вконец переругались между собой из-за жалких остатков мебели и другого имущества, которым так дорожила мать. Срочно все распродать — вот что им было нужно. Герти с грустью наблюдала за происходящим, прислонившись к стене со скрещенными на груди руками. Она вдруг заметила, что кто-то уже вынес из дома все стулья.

— Давай жить здесь вместе, без этого гаденыша Арчи. Пусть его возьмет кто-нибудь из братьев, — предложила ей одна из замужних сестер.

— Я не буду здесь жить, — ответила Герти. — У меня есть работа — у вдовы в бакалейной лавке, на Эдвард-роуд. Она раньше покупала у отца овощи и знает, что я хороший работник.

Так началась трудовая жизнь Герти. Ома скребла каменные полы в лавке, чистила полки, таскала тяжелые сырные головы, разносила по домам заказы, выполнила все, что поручала хозяйка, работая за еду и жилье. Миссис Джонс отдавала ей всякое старье, которое Герти перекраивала, а потом носила. Работать в лавке было тяжелее, чем развозить овощи на тележке. Конечно, она могла найти работу и полегче, но предпочла остаться у этой хозяйки, у которой был приятный голос, хорошая дикция, а Герти очень хотелось научиться говорить, как полагалось в хорошем обществе. Она изо всех сил стремилась вырваться из своего окружения. У нее был острый ум и хороший слух. Герти давно отучилась от ненавистного кокни, но в минуты стресса он невольно прорывался наружу. Вот почему она себя выдала, когда заговорила с Айрин, стоя на галерее.

— Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я вкалывала круглый день за прилавком и получала за это гроши, — продолжала Габриэль. — Миссис Джонс доверяла мне все больше и больше. За ней в это время ухаживал один вдовец. Он вскружил ей голову, а она была в таком возрасте, когда женщина способна на любые глупости и безумства. Я ни разу не обманула ее, не обсчитала ни на один пенни, но и не упускала случая по дешевке купить фрукты, помидоры, а потом перепродавала их с выгодой для себя. Лавка больше не интересовала хозяйку, чего нельзя было сказать о ее ухажере. Он постепенно прибрал лавку к своим рукам. К тому времени я уже скопила немного денег, решила пойти к миссис Джонс и попросить дать мне хорошую рекомендацию, а потом ушла в другое место. Сначала устроилась в цветочную лавку. Это была чистая приятная работа. Я училась делать бутоньерки, разные веночки, букеты для невест, а вскоре нашла место в шикарном цветочном магазине в Уэст-энде и там впервые увидела джентльменов — настоящих джентльменов, в смысле социального статуса. Правда, манеры не всегда соответствовали их положению. Некоторые приходили в магазин каждый день, чтобы купить цветок в петлицу. Это было страшно модно у денди тот времени, как, впрочем, и сейчас. Обычно я сама вставляла им цветок в петлицу и, не скрою, делала это с большим мастерством. Меня стали приглашать в театры и дорогие рестораны. Я потратила кучу денег на свой гардероб и, скажу тебе без ложной скромности, с шиком носила любое платье. Мои кавалеры гордились мной, с удовольствием показывались в моем обществе. Что произошло потом? — Габриэль сокрушенно покачала головой. — Произошло то, что я влюбилась в одного из них, а он — в меня. Я уже возомнила себя невестой и мечтала о счастливой семейной жизни. И вдруг однажды утром я открыла газету и в светских новостях прочитала, что вчера мой возлюбленный женился на дочке баронета.

— О, бабушка! — сочувственно воскликнула Айрин. — Представляю, что с тобой было.

— Да, все рухнуло. Три дня я не выходила из дому, лежала в постели, плакала. — Габриэль прервала свой рассказ, пристально посмотрев на внучку. — Ты тоже прошла через это, да? Я все поняла по твоим глазам.

Айрин опустила веки, откинувшись назад в кресле.

— Все позади. Я его почти забыла. По крайней мере мне кажется, что забыла. Удивительно, что ты пережила то же, что и я.

Габриэль усмехнулась:

— В молодости кажется, что никто до тебя не испытывал такого сильного чувства. Поверь мне, дорогая, все повторяется. Все старо, как мир. Люди влюбляются, страдают, и так из поколения в поколение.

Айрин с интересом посмотрела на Габриэль.

— А как ты пережила свое горе? Я лично спасаюсь работой. Это мое единственное утешение.

— Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Мое отсутствие заметили даже клиенты. Один пожилой француз, наш постоянный покупатель, стал расспрашивать в магазине, что со мной. Узнав, что я заболела, он стал посылать мне цветы, а на третий день сам явился с букетом. Я заставила себя подняться с постели, надела шелковый халат и открыла дверь. Вот уж кого я совсем не ожидала увидеть в этой убогой обстановке, с заплаканными глазами и растрепанными волосами. Ничуть не смутившись, он вежливо поздоровался, вручил мне букет. Что мне оставалось делать? Пришлось впустить его в мою жалкую хибару.

Он разгреб разбросанные на полу вещи, освободил место и поставил туда единственный стул. Как странно было видеть этого джентльмена небольшого роста, с усиками и бородкой, в дорогом костюме и белых гетрах сидящим среди этого бардака, который я устроила здесь, находясь в кошмарном состоянии. Оказывается, он получил мой адрес от сотрудника магазина, которого подкупил. Позже он признался, что сразу положил на меня глаз. Я все о себе рассказала этому очень доброму и симпатичному человеку, ничего не утаила. Мы сблизились, и он предложил мне уехать во Францию, снять мне квартиру, а когда родится ребенок, обещал оплачивать мои счета, пока я не устрою ребенка к хорошим людям. — Габриэль выразительно взмахнула руками. — Вот так я оказалась во Франции. Когда родилась твоя мать, я еще долго тосковала по родине. Вот почему мне хотелось, чтобы приемная пара увезла ее в Англию. Это были очень добрые, верующие люди — истинные христиане. Своих детей у них не было, и они удочерили Дениз. С тех пор я ее больше не видела. Втайне от Дениз они изредка писали мне: как она подрастает, об ее успехах в учебе. Когда она встретила твоего отца и собралась выйти за него замуж, ее приемные родители направили Эдмунда ко мне, чтобы он попросил руки твоей мамы. Дениз так и не узнала о его визите. Он с первого взгляда возненавидел меня, будто я осквернила его любимую Дениз тем, что родила ее. Мало того что я пообещала ему не искать встреч с дочерью, но он вдобавок показал мне бумагу, что является ее официальным опекуном до их свадьбы, а после свадьбы она становится его законной женой со всеми вытекающими последствиями. Мы сразу невзлюбили друг друга, и он боялся, что я буду препятствовать браку, но я дала себе слово не вмешиваться в дела моей дочери. Несмотря на все его недостатки, я знаю, что он очень любил твою мать и был ей верен до конца ее дней. С тех пор я его ни разу не видела. Однажды ее приемные родители сообщили мне, что я стала бабушкой, а моя бедная Дениз умерла. Вот тогда я в первый и последний раз написала ему и попросила купить самый лучший букет и положить его на могилу моей дочери — от меня, но не называя моего имени. Сегодня я узнала от тебя, что он даже не распечатал это письмо. — Габриэль провела кончиком пальца по брови, словно стараясь изгнать из памяти мучительные воспоминания. Потом решительно поднялась и уже в другом настроении, с улыбкой, протянула Айрин руку, собираясь куда-то ее отвести.