Эйна Ли - Дорога любви
Томас мгновенно слез с лошади и бросился к лежащей на земле фигуре, но помощь врача уже не требовалась. После краткого осмотра он покачал головой и поднялся.
– Он мертв. – И Томас с гневом посмотрел на владельца ранчо: – Совсем еще мальчик. И без оружия в руках. Вы убили его в спину.
– Он пытался убежать, – прорычал Коллахен.
– Любой из всадников мог его догнать, – возразил Томас. – Что этот парень сделал плохого?
– Здесь я задаю вопросы, железнодорожник, – хрипло ответил Коллахен. – Я предупреждал тебя: держись отсюда подальше. Похоже, ты плохо понимаешь уроки.
– Отец, он приехал со мной, – вмешалась Роури, вставая между ними. – Что здесь произошло? – спросила она, пытаясь отвлечь отца от Томаса.
– Поймали этих двух в «Округе Си». Здесь они появились не к добру.
– Но они без оружия, и на них нет боевой раскраски, – заметила она.
– Это не играет роли. Я не хочу, чтобы эти воры и убийцы шныряли по моему ранчо. – Он бросил мрачный взгляд на Томаса. – То же относится и к вам, железнодорожникам. Убирайся.
Томас молча направился к лошади, взобрался на нее и подъехал ко второму индейцу, такому же юному, как и убитый.
– Давай, сынок, взбирайся сзади меня.
– Этот краснокожий останется здесь, пока я с ним не закончу. Ну-ка, вешайте его, парни.
Один из ковбоев стал закидывать веревку на дерево, двое других принялись обматывать веревкой руки мальчика.
– Ты сумасшедший, Коллахен! – выкрикнул Томас. – Вы здесь не закон. И этот парень ни в чем не виноват.
– И не будет виноват никогда, – ухмыльнулся Коллахен. Это – Полная Луна, сын Пятнистого Оленя. Повесив сына вождя индейцев, я преподам им такой урок, что они никогда не появятся в «Округе Си». Сажайте его на лошадь, парни.
Ковбои подняли паренька на лошадь и подвели ее к свисающей петле.
Роури осталось только в изумлении разинуть рот, когда Томас направил свой «кольт» на владельца ранчо.
– Я не позволю тебе это сделать, Коллахен. Немедленно освободи его.
Ковбои замерли, ожидая слов хозяина.
Коллахен ухмыльнулся.
– Ты блефуешь, железнодорожник. У тебя против моих парней нет никаких шансов. Ты не успеешь упасть на землю, как получишь дюжину пуль.
– Может быть. Но я успею сделать один выстрел. Если твоя жизнь стоит жизни этого индейца, скажи мне, – спокойно произнес Томас.
– Что ты привязался, дорожник? Вы, южане, не стеснялись вешать черных, когда вам этого хотелось.
– Это делали не все южане, это делали подонки вроде тебя, и я не думаю, что на Западе все такие же, как ты.
– Если ты меня убьешь, твоя жена тебе этого никогда не простит, – понизил голос Коллахен.
– Мне будет все равно, поскольку я буду мертв.
Роури слушала все это с ужасом. Наконец она собралась с духом.
– Отец, пожалуйста, послушай Томаса, пока вы не убили друг друга.
Взглянув на нее, Коллахен повернулся к своим людям, напряженно ожидавшим, чем все это кончится:
– Ладно, парни, развяжите этого сукина сына. Один из ковбоев быстро перерезал веревку.
– Все в порядке, сынок. Забирайся на лошадь и скачи отсюда.
Молчавший до этого индеец заговорил:
– Я возьму с собой Глаза Сокола.
Он подвел лошадь к лежащему на земле телу.
– Кто-нибудь, парни, помогите ему, – попросил Томас.
Двое из ковбоев подняли мертвого и положили на колени индейца. Тот, оглянувшись на Томаса в последний раз, повел свою лошадь прочь.
Томас вернул револьвер в кобуру.
– Что я говорил тебе, дочка? – злорадно выкрикнул Коллахен. – Ты вышла замуж за человека, который поднял руку на твоего отца!
Роури почувствовала, что ей совсем плохо. Теперь ей отца и Томаса никогда не помирить.
– Томас никогда бы не выстрелил в тебя, папа, – ответила она. Но слова ее прозвучали неуверенно, и Коллахен это уловил.
Злорадно улыбаясь, он посмотрел на Томаса.
– Ты показал сам себя, дорожник. Я знаю свою дочку: она никогда не забудет, как ты тыкал в меня револьвером. И это для меня большее удовольствие, чем повесить индейца.
Томас взглянул на жену.
– Ты едешь, Роури? – Она задержалась с ответом, и Томас спросил: – Это что, та же самая преданность слуг владельцу ранчо?
Она взобралась на лошадь и поскакала прочь под довольный смех Коллахена.
На обратном пути в город Роури и Томас не произнесли ни слова. Когда они подъехали к дому, солнце уже село. Пока Томас отводил лошадей в конюшню, Роури уже легла.
– Разве ты не хочешь есть? – удивился Томас.
– Нет. Я совсем не голодна. Я хочу только спать.
– Думаю, нам нужно поговорить.
– Завтра, Томас, – сказала Роури и закрыла глаза.
Томас ушел в приемную, и она снова их открыла. Глядя в потолок, она погрузилась в невеселые размышления. Перед ней стояло множество проблем. Как с ними справиться?
Когда Томас вернулся, она притворилась спящей. И снова, услышав, что его дыхание стало ровным, открыла глаза, которые тут же наполнились слезами. Ей вдруг стало понятно, что эта схватка между Томасом и ее отцом воздвигла стену отчуждения между ней и мужем, и как разрушить эту стену, она не знала. Она даже не имела представления, о чем и как теперь станет говорить с Томасом. Хотелось сесть на кровати и дать слезам волю.
Уснула Роури только перед рассветом. И не услышала, как Томас встал, и не почувствовала, как он осторожно поцеловал ее в губы, прежде чем уйти.
Проснулась она одна. В этом одиночестве ей предстояло провести целый день. Кэтлин исчезла. Кин уехал следом. Томас всегда будет пропадать на железной дороге.
Она прошлась по комнате, раздумывая, не съездить ли ей в «Округ Си», чтобы все же попытаться поговорить с отцом. Но тут же вспомнила, как расстроила Томаса ее поездка в прошлый раз, и от этой идеи пришлось отказаться. Как она теперь жалела, что отправилась тогда в путь! Если бы она не поехала в «Округ Си», за ней не последовал бы Томас. А если бы не последовал Томас, не было бы стычки с отцом.
«Нет худа без добра», – подбодрила себя Роури. Но как ни пыталась она найти в стычке между мужем и отцом что-либо хорошее, ей это так и не удалось.
К вечеру, придя в полное отчаяние, Роури упала на кровать и зарылась головой в подушку. Когда солнце стало опускаться за пики гор, она уже спала глубоким сном.
Вернувшийся вечером Томас удивился, когда не увидел в окнах света.
Дверь оказалась незапертой. Немало этим озадаченный, он потянул на себя ручку и ступил на порог, с нарастающим страхом вглядываясь в темноту.
Стараясь не шуметь, он медленно подошел к двери спальни, приоткрыл дверь, и сердце в его груди оборвалось: на кровати лежала распластанная фигура. В ужасе Томас подскочил к ней, но, увидев, как мерно поднимается и опускается грудь Роури, с облегчением закрыл лицо руками.
