Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви

Я не успела ничего ни сообразить, ни сказать. Двумя широкими шагами он преодолел расстояние, разделявшее нас, и отвесил мне такую пощечину, что в углах прихожей отозвалось эхо Оглушенная, я упала на пол.

– Мерзкая лгунья! Лицемерка! Подлая шлюха!

Все это было так кошмарно, что я подумала, уж не сплю ли я. Но на верхних ступеньках лестницы стояла мадемуазель Валери и спокойно созерцала все происходящее, а Арсен на моих глазах сразу, едва Франсуа ударил меня, бросился на него сзади и скрутил его.

Маргарита с криком ужаса подбежала ко мне. Я подняла на нее погасшие глаза. Слишком расстроенная смертью Кристиана, я была не в силах воспринимать еще что-то близко к сердцу Даже то, что меня ударил этот гнусный человек прямо на глазах у слуг, меня не трогало и весьма мало возмущало.

– Вы отвратительная лживая женщина! – крикнул мне Франсуа. – Вы скомпрометировали меня, ославили на всю Францию! Вы смели за моей спиной устраивать заговоры в Тюильри! Черт возьми, с каким удовольствием я убил бы вас!

Я медленно, опираясь на руку Маргариты, поднялась, только сейчас ощутив боль и уяснив, до какой степени сильно он меня ударил. Губы у меня были разбиты. Именно боль и придала мне сил.

– Да? – холодно спросила я, прижимая к губам платок. – Вы убили бы меня? Так что бы вы предпочли? Зарезали бы меня? Задушили?

– Я бы вас четвертовал!

Он снова рванулся ко мне, багровый от ярости, и Арсен сильнее его стиснул в своих могучих объятиях.

– Браво, – сказала я с презрением, – ваши чувства к женщине, за счет которой вы жили целый год, заслуживают большого восхищения. Полагаю, нам больше не о чем говорить.

– Я найду способ поговорить не с тобой, а о тебе, когда тебя арестуют!

Я смотрела на него с отвращением и думала: вот, пожалуйста, он так ненавидит меня, а из меня ушла вся ненависть. Единственное, чего я хотела, – это не видеть его никогда.

– Меня арестуют? – спросила я холодно. – Не сомневаюсь, что вы со своей стороны сделали все, чтобы приблизить этот миг.

Арсен вопросительно посмотрел на меня.

– Мадам, да скажите же наконец, что с ним делать! Я его пока держу, но ведь он – наполовину испанец, а испанцы народ упрямый! Мало ли что он может выкинуть.

Я коснулась рукой своей щеки. Как же сильно он меня ударил, этот подонок, – так, будто бы бил мужчину… Во мне всколыхнулась такая ярость, что я гневно выкрикнула, обращаясь к лакею:

– Арсен, если ты стукнешь раза два его тупой головой о стену, а потом выкинешь его вон из дома, этого для него будет вполне достаточно!

Меня просто душили гнев и омерзение – я больше ни минуты не могла видеть этого смуглого лица, ставшего сейчас просто страшным. К тому же мне надо было заняться собой. От удара у меня до сих пор шумело в голове.

Дениза, хлопотавшая на кухне, сначала, как самое простое средство, предложила полотенце, смоченное водой, а потом приготовила уксусные примочки. Дети еще спали, и я попросила не говорить им, что я дома, – мне не хотелось, чтобы они видели меня в таком виде.

– Ах, Боже мой, пресвятая и пречистая! – причитала Маргарита, держа меня за руку. – Сколько живу, а такого видеть не приходилось. Чтобы какую-то даму из де ла Тремуйлей колотили как последнюю прачку в ее же собственном доме!

Снова раздался звонок в дверь.

– Опять! – сказала Маргарита, поднимаясь.

– Если это явился адмирал, пусть Арсен не открывает, – предупредила я. – И пусть скажет, что я позову полицию!

Я долго вслушивалась в звуки, долетавшие от двери, пытаясь выяснить, правильна ли была моя догадка, но ничего толком понять было нельзя. Тогда, прижимая к лицу полотенце, я пошла туда сама.

В прихожей были национальные гвардейцы, сопровождавшие молодого симпатичного чиновника.

– Кто здесь гражданка де Колонн? – осведомился он очень спокойно и вежливо.

Я опустила полотенце.

– Она перед вами, любезнейший, только я бы просила больше не называть меня так.

– Меня зовут Кайе де Жервилль, – чиновник приподнял шляпу, – я заместитель прокурора Парижа.

Молча глядя на него, я напряженно ждала.

– Мне очень жаль, но вы арестованы, гражданка.

– Арестована?

– Собрание постановило задержать вас, а Коммуна выдала ордер – вот взгляните, здесь есть даже подпись мэра Парижа гражданина Байи. Я должен препроводить вас в тюрьму Ла Форс.

Я отступила на шаг и устало провела рукой по лбу.

– В тюрьму? – переспросила я.

– Да, гражданка, Собрание избрало для вас тюрьму Ла Форс, – повторил Кайе даже с некоторой долей сочувствия. Я перехватила его взгляд, когда он разглядывал мое разбитое лицо.

Понимая, что у меня нет другого выхода, кроме как повиноваться, я отправилась к зеркалу, стала завязывать ленты шляпы. Вид у меня, конечно, был ужасный. Я раньше иногда думала о том, что меня, может быть, арестуют, но в моем собственном воображении я во время этого события имела более гордый вид.

Душевно я была почти спокойна – возможно, потому, что еще не вполне осознала свое положение. Меня тревожила только Маргарита. Она обхватила меня руками, словно не желая отпускать, и сердце у меня невольно сжалось.

– Перестань, ради Бога, перестань, – прошептала я едва слышно. – Ты всполошишь детей. Ну хватит… Лучше дай мне коробку с пудрой и пуховку…

– А белье? – глотая слезы, спросила она.

– Ты принесешь мне его в тюрьму… Уверена, меня скоро выпустят. Позаботься о детях, Маргарита.

Я вопросительно взглянула на Кайе де Жервилля:

– Ведь правда, сударь, что меня скоро выпустят? Он ответил весьма уклончиво:

– Пожалуй, вашу судьбу решит парижский парламент.[4]

Словом, подумала я, судьба моя еще долго будет оставаться неясной. Я напоследок взглянула на себя в зеркало, разгладила смятые ленты на корсаже.

– Все, господа, ведите меня, я готова.

Старинный замок Ла Форс, тяжело осевший в землю, находился на перекрестке улиц Паве и Королей Сицилии. Меня везли туда в глухой черной карете министерства юстиции. Окна кареты были зашторены темными кожаными занавесками, по бокам от меня сидели гвардейцы.

«Ну что ж, – подумала я. – Если меня посадили в тюрьму, то первое, о чем я должна подумать, – это как мне оттуда выйти».

Потом я вспомнила о документах, которые не стала ни сжигать, ни перепрятывать и которые легко попадутся на глаза при обыске, и мне стало ясно, что выйти из сложного положения, в которое я попала, будет не так легко, как я вначале думала.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОРА ТЬМЫ

«Кристиан любит Сюзанну». «Кристиан любит…»

Кристиан… Я проснулась в холодном поту. Сон закончился. Я и сама не понимала, почему мне снится Дюрфор – здесь, в тюрьме, где меня вроде бы должны беспокоить иные сны и мысли.