Барбара Картленд - Пламя любви

«Возвращение к жизни», — подумала Мона.

Она чувствовала: так и есть. Энергия нового дня струится сквозь нее, она вновь стала единым целым с бесконечной Вселенной, со всей ее первозданной свежестью и силой.

В миг, когда золотое солнце поднялось над горизонтом, Мону охватило странное чувство. Каким-то внутренним зрением она словно видела целиком весь огромный, необозримый мир и в нем — потоки Жизненной Силы, проницающей все и вся: людей и зверей, одушевленное и неодушевленное, видимое и невидимое.

Видение это, величественное и неописуемое, тут же исчезло, но оставило по себе трепет, восторг и чувство новой, неисчерпаемой силы. Оно придало Моне мужества.

«Я буду бороться! — говорила она себе. — Я не позволю прошлому меня поглотить! Должен быть какой-то путь к искуплению — и я его найду!»

Незаметно для нее самой мысли ее превратились в молитву — молитву о помощи и защите для матери.

Она обращалась к Богу с такой простотой и уверенностью, каких не знала уже очень давно, может быть, с детства, когда перед сном поверяла Ему свои простые желания, не сомневаясь, что Он поймет и рано или поздно исполнит ее просьбу.

Долго ли простояла она у стены, закрыв глаза и сложив руки на груди, Мона не знала; но, открыв глаза, увидела, что к ней шагает через поле военный в длинной шинели и с винтовкой на плече.

«Кто бы это мог быть?» — рассеянно подумала она. Военный подошел ближе, и Мона его узнала: конечно же это Майкл в форме дружинника.

Подойдя к ней, он отдал честь, и Мона улыбнулась.

— Майкл! Не ожидала тебя здесь встретить.

— Иду с ночного дежурства. Этим путем быстрее всего с холма до моего дома.

И он указал на высокий холм, нависающий над долиной вдалеке.

— Похоже, спать тебе сегодня ночью не пришлось.

— Тебе, кажется, тоже.

Мона отвернулась:

— Ты прав, я сегодня плохо спала.

— Почему? — серьезно спросил он, но Мона постаралась, чтобы ответ прозвучал шутливо:

— Совесть нечиста — почему же еще?

Майкл не ответил. Снял с плеча винтовку и прислонил к стене, достал пачку сигарет, жестом предложил одну Моне. Та покачала головой:

— Еще слишком рано.

Он не стал закуривать — убрал сигареты в карман и несколько секунд спустя, словно решившись, задал вопрос:

— Тебя тревожит этот человек?

Сперва Мона не поняла, о чем он.

— Какой человек? — Мысли ее были так заняты Чар, что о Джарвисе Леккере она совсем забыла. Но тут же сообразила, о ком речь. — Нет-нет, — торопливо ответила она, — все в порядке. Просто не хочу больше его видеть — только и всего.

— Хорошо, — ответил Майкл, и в тоне его она почувствовала явное облегчение.

— Я очень рада, — неуверенно проговорила Мона, — что ты не подумал обо мне… ну… то, что мог подумать вчера вечером.

— Тогда я очень разозлился, — признался Майкл, — но сразу сообразил: кто-кто, а ты не из тех женщин, что станут поощрять такого наглеца!

В голосе его прозвучала такая ярость, что Мона удивленно взглянула на него.

— Спасибо, Майкл. Кажется, впервые ты говоришь обо мне нечто такое, что очень приятно слышать.

Он прислонился к стене.

— Ты, наверное, поняла, почему меня это так разозлило?

Она колебалась, и, не дождавшись ответа, он продолжал:

— Видишь ли, я ведь люблю тебя. И всегда любил.

— Майкл!

В возгласе ее прозвучало такое изумление, какое невозможно подделать.

— Я любил тебя всю жизнь, — спокойно и просто продолжал Майкл. — Ждал много лет и готов был ждать еще столько, сколько понадобится, чтобы попросить тебя выйти за меня замуж. Но вчера, когда увидел, как этот тип тебя домогается, меня это просто взбесило. И я подумал: может, хватит ждать? Того гляди, кто-нибудь меня опередит!

— О, Майкл… — беспомощно простонала Мона. — Я… я… не знаю, что сказать.

— А тебе и не нужно ничего говорить. Просто хочу, чтобы ты знала: я тебя люблю. Если когда-нибудь я тебе понадоблюсь — я всегда здесь.

От этих слов, а еще больше от той простоты и спокойствия, с каким они прозвучали, у Моны перехватило горло, задрожали губы, и слезы опасно подступили к глазам. Она попыталась рассмеяться, но из груди вырвался странный звук, больше похожий на сдавленное рыдание.

— Майкл, дорогой! Двадцать пять лет мы знаем друг друга, и ты нашел, где сделать мне предложение: на капустном поле!

— Разве так важно где? — спросил он.

И снова она не знала, что ответить, — лишь отвела взгляд и уставилась на озеро, борясь со слезами. Наступило молчание; но она знала, что Майкл ждет ответа.

— Майкл, я не смогу стать тебе хорошей женой, — проговорила она наконец дрогнувшим голосом.

— Об этом уж мне судить. А тебе решать, будешь ли ты со мной счастлива.

— Не знаю. Мне кажется, я утратила способность быть счастливой. Может быть, навсегда.

Майкл взял ее за плечи и осторожно развернул лицом к себе. Он стоял так, глядя на нее, на лице его в ласковом свете зари читались сила, целеустремленность и вместе с тем поразительная нежность.

— Что-то случилось? — спросил он. — У тебя какое-то несчастье? Что бы это ни было, расскажи мне.

Он коснулся больного места; Мона вздрогнула и попыталась высвободиться.

— Нет, ничего, — быстро ответила она. — Ты все равно не сможешь мне помочь.

— Почему? — Она не отвечала, и он спросил: — Мона, ты боишься меня?

— Немного.

— Почему?

— Ты мне кажешься почти сверхчеловеком. У всех у нас есть свои слабости, ошибки, но ты, Майкл, — тебе все это как будто незнакомо. Я не смогу соответствовать твоим стандартам.

— Глупенькая! Зачем тебе чему-то соответствовать? Неужели не понимаешь, как ты хороша такая, какая есть?

Он отпустил ее плечи, но в следующую секунду заключил ее в объятия и, чуть помедлив, склонил голову и прижался губами к ее губам.

На этот раз его поцелуй не был ни требовательным, ни грубым. Он целовал ее нежно, легко, как ребенка, и все же от этого ласкового прикосновения слезы защипали ей глаза и двумя ручейками побежали по щекам.

«Должно быть, я очень устала», — подумала она.

Но в глубине души знала: плачет она не от усталости, а просто… просто от Майкла. Она зажмурилась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Я здесь, чтобы присмотреть за тобой и о тебе позаботиться, — мягко проговорил он. — Обещаешь, что всегда будешь об этом помнить?

— Обе… обещаю.

Мона с трудом выговорила это слово. Майкл снова ее поцеловал — сперва в дрожащие губы, затем в мокрые глаза.

А потом, вскинув на плечо винтовку, взял Мону под руку и повел к воротам, видневшимся в конце поля.