Сара Маклейн - Девять правил соблазнения
— Не было. Но оказалось, что он есть, вот только эта роль ему не очень нравится.
— Чепуха! Он тебя обожает. Они оба тебя обожают.
— Ха! Вот здесь ты ошибаешься! Я для них сплошное разочарование! — Джулиана вновь занялась своим гардеробом, и из глубины шкафа полетели туфли; теперь ее голос звучал приглушенно. — Я... не знатного происхождения... итальянка... католичка.
Перемежая английскую речь итальянскими словами, она продолжала швырять туфли за спину.
— Уверяю тебя, для Ралстона все это не имеет никакого значения.
— Ха! — Джулиана повернулась к Калли, тяжело дыша. — Возможно, и не имеет! Но могу тебя заверить: для него определенно имеет значение, что я дочь его матери... женщины, которую он презирает!
Калли покачала головой:
— Не могу поверить, чтобы он стал винить тебя в грехах вашей матушки...
— Тебе легко говорить, Калли! У тебя-то нормальная мать! — Калли промолчала, а Джулиана начала бросать туфли в сундук. — Наша мать была ужасной женщиной. Холодной и самовлюбленной. Я совсем плохо ее помню, помню только, что она носила с собой uno specchio — зеркальце... чтобы всегда иметь возможность полюбоваться собой. — Погрузившись в воспоминания, девушка заговорила медленнее: — Она терпеть не могла, когда до нее дотрагивались. Всегда боялась, что ее наряд помнут или испачкают.
Джулиана помолчала и добавила совсем тихо:
— Мне не позволялось до нее дотрагиваться. «У детей грязные руки, — обычно говорила она, — станешь старше и поймешь меня». — Девушка покачала головой. — Но я до сих пор ее не понимаю. Какая женщина не хочет, чтобы дочка дотрагивалась до нее? Чтобы сыновья обнимали ее? Почему она всех нас бросила? — Джулиана посмотрела на сундук, переполненный беспорядочно втиснутыми туда шелковыми и атласными платьями, туфлями и нижним бельем. — Я мечтала о братьях, которых я могла бы обнимать. Которые не ругали бы меня за беспорядок. Которые играли бы со мной и защищали меня. Una famiglia — настоящая семья. — Джулиана слегка улыбнулась. — И оказалось, что братья у меня есть. Она дала их мне.
— Да, твоя мать сделала тебе такой замечательный подарок.
Калли присела рядом и обняла девушку.
— И теперь я все испортила.
Калли покачала головой:
— Ссоры случаются. Поверь мне, Ралстон не хочет, чтобы ты уезжала.
Джулиана подняла глаза, так похожие на глаза Ралстона, и грустно посмотрела на Калли.
— Я могла бы их любить.
Калли улыбнулась:
— Прекрасно. Так и должно быть.
— Но что, если здесь для меня нет места? Я совсем не похожа на них. А что, если для меня нигде нет места?
Калли прижала к себе Джулиану.
Так они долго сидели и молчали, и в какой-то момент Калли поняла, что только у Ралстона получится убедить Джулиану, что этот дом может стать ее домом.
Нужно срочно найти Гейбриела.
Глава 15
— Джулиана не заслужила такого обращения.
Ралстон отвернулся от большого окна, выходящего в сад Ралстон-Хауса, и посмотрел в голубые глаза брата-близнеца.
— Она назвала своего учителя танцев болваном.
— Если говорить откровенно, она была не слишком далека от истины.
Ник подошел к Гейбриелу и протянул ему бокал скотча, который тот охотно принял. Братья молча стояли у окна, наблюдая, как лучи солнца играют на листьях пышного зеленого сада.
После долгого молчания Ралстон спросил:
— Ты пытаешься ее защищать?
— Ни в коем случае. Но твоя реакция была излишне строгой. Джулиана гораздо более тонкая натура, чем кажется.
Ралстон отхлебнул виски.
— Если бы ты видел, какой убийственный взгляд она на меня бросила, ты бы не был так уверен в тонкости ее натуры.
— Может, скажешь, с чего ты так завелся?
— Нет! — жестко отрезал Ралстон.
Ник отошел от окна и удобно расположился в большом кресле у камина. Пригубив свой скотч, он вопросительно посмотрел на брата, ожидая продолжения. Взгляд, которым Гейбриел одарил Ника, не предвещал ничего хорошего, и другой на его месте поспешил бы покинуть комнату, но Ник лишь усмехнулся и с легкой издевкой произнес:
— Похоже, увидев меня танцующим с леди Кальпурнией, ты совершенно утратил свое хваленое самообладание.
— Ты преувеличиваешь.
— Не думаю, Гейбриел. Ты до смерти напугал аккомпаниатора, уволил месье Латюффа и, по сути, выгнал из зала сестру; я уж не говорю о твоем намеке на мое якобы не подобающее джентльмену поведение.
— Ты пытаешься отрицать, что совершенно неподобающим образом флиртовал с дамой? — Голос Ралстона зазвенел от напряжения.
— Флиртовал? Да. Неподобающим образом? Нет.
Ралстон вновь отвернулся к окну. Конечно же, Ник прав: ничего неподобающего в его легком флирте не было.
По мере взросления близнецы избрали совершенно разные пути освобождения от материнского наследия, которое серьезно подпортило репутацию их фамилии. В то время как Гейбриел наслаждался жизнью, развлекая общество своими многочисленными и, как правило, довольно скандальными романами, Ник просто уехал на континент, где и провел почти десять лет, посвятив себя работе с древностями. Конечно, женщины у его брата были, однако Ралстон не помнил, чтобы Ник когда-либо сделал свои отношения достоянием гласности и дал хотя бы малейший повод для светских сплетен. И что в итоге? Оба брата пользовались огромным успехом у женщин, но по совершенно разным причинам. Ралстон имел репутацию отъявленного распутника, в то время как Ника свет считал рафинированным джентльменом.
— Вообще-то мы говорили о тебе, — добавил Ник, игнорируя удивленный взгляд брата. — Скажи-ка мне правду, брат, откуда леди Кальпурния знает, что ты музицируешь?
— Музицирую?
— Играешь на фортепиано, — словно разговаривая с ребенком, уточнил Ник.
— Понятия не имею.
Ник глубоко вздохнул.
— Ты можешь не отвечать, Гейбриел, но ведь это очевидно. Только услышав твою игру, она могла сказать, что ты играешь ничуть не хуже приглашенного тобой аккомпаниатора. А я никогда не слышал, чтобы ты играл где-то, кроме своей спальни.
Не дождавшись ответа, Ник продолжил:
— Значит, мисс Калли стала твоей любовницей?
— Нет. — Ответ Ралстона был мгновенным и резким. Он повернулся к брату, и в этом движении читался едва сдерживаемый гнев. — Она не стала моей любовницей. И того, кто осмелится утверждать обратное, я вызову на дуэль на любых его условиях. И мне наплевать, кто это будет.
Угроза была откровенной.
Николас удивленно посмотрел на брата и холодно произнес:
— Что ж, это меняет дело. Не хотелось верить, что Кальпурния Аллендейл могла так легко поступиться своей честью.
