Виктория Холт - Здесь покоится наш верховный повелитель
Монмут вздрогнул. Карл знал его больное место.
– Но… ведь нет никаких сомнений.
Карл рассмеялся.
– Существует самое большое сомнение. Обдумав то, что мне теперь известно о твоей матери, я сам начал сомневаться.
– Но… отец, вы давали мне понять, что у вас никогда не было никаких сомнений.
Карл поправил свои кружевные манжеты.
– Я думал, что у тебя будут любовницы. Этого я, безусловно, ожидал от своего сына. Но вести себя подобным образом в отношении беспомощных людей, проявлять такое преступное отношение к тем, кто не в состоянии дать отпор… Такие вещи мне вообще непонятны. Я знаю, у меня много слабостей. Но то, что я вижу в тебе, настолько чуждо мне, что я стал думать, что ты все-таки не мой сын.
Прекрасные темные глаза широко раскрылись от ужаса.
– Отец! – воскликнул герцог. – Это не так. Я ваш сын. Посмотрите на меня. Разве я не похож на вас?
– Ты такой красавец, а я такая образина! – ответил король просто. – Тем не менее я никогда не прибегал к насилию. Немного любезности с моей стороны – и дело оказывалось решенным. Думаю, ты все же не Стюарт. Тебя сейчас проводят отсюда. Мне нечего больше сказать.
– Отец, вы считаете… Вы можете…
– Ты совершили преступление, Джемми. Серьезное преступление.
– Но… как ваш сын…
– Помни, у меня на этот счет есть сомнения.
Лицо герцога исказилось. Карл не смотрел на него. Он был слишком мягок и глуп, когда дело касалось этого юноши. Он слишком многое ему позволял – и в результате испортил его, заласкал.
Ради самого Джемми следует попытаться добавить к его взбалмошности и гордости немного дисциплины и спокойного здравого смысла, чтобы он смог понимать нрав народа, которым так надеется править.
– Ступай теперь в свои апартаменты, – заключил он.
– Отец, я побуду с вами. Я заставлю вас сказать, что вы уверены в том, что я ваш сын.
– То было повеление, милорд, – твердо сказал Карл.
Какое-то время Монмут, весьма капризный мальчишка, стоял в нерешительности, затем решительно подошел к Карлу и взял его за руку. Карл стоял, не шелохнувшись, грустно и пристально глядя в окно.
– Папа, – обратился к нему Монмут, – это я, Джемми…
То было старое, детское обращение, так забавлявшее Карла в те давние времена, когда он приходил навещать Люси, мать этого мальчика, а малыш, тревожась, что не получит от короля своей доли внимания, старался привлечь его к себе.
Карл оставался неподвижным, как статуя.
– В свои апартаменты, – сухо сказал он. – Оставайся там, пока тебе не дадут знать, что будет дальше.
Карл высвободил свою руку и отошел от него. Монмуту ничего больше не оставалось, как покинуть покои короля.
Когда он ушел, Карл продолжал пристально глядеть в окно. Он смотрел вниз, на реку за низкой стеной с ее полукружьями бастионов. Но он не видел проплывающих судов. Что делать? Как избавить глупого мальчишку от последствий этой безумной выходки? Неужели он не знает, что из-за таких поступков начинают шататься троны! Народ будет недоволен. К тому же еще не улеглись страсти после скандала с Ковентри.
Если бы у него был более сильный характер, эти трое понесли бы справедливое наказание за убийство. Но как можно говорить о сильном характере, когда дело касается человека, к которому испытываешь самые нежные чувства, на какие только способен?..
Он должен предпринять отчаянный шаг. Но сделает он это, чтобы спасти мальчишку. Чего бы он только не сделал ради этого в сущности ребенка! Но он должен всеми силами устоять против искушения дать ему то, чего он так страстно желает, – корону. Этого он не сделает ни при каких обстоятельствах. При всей своей любви к нему он скорее предпримет меры для его наказания через повешение. Джемми должен получить хороший урок, ему следует научиться быть скромным. Бедный Джемми, неужели это из-за боязни выглядеть слишком скромным позволил он эту выходку? Если бы он был законным сыном… он мог бы быть совершенно другим человеком. Если бы его воспитывали с определенной целью, как будущего монарха, – как в свое время воспитывали его, Карла, – у него не было бы необходимости доказывать всем и каждому, что он сын короля.
Я ищу извинений для него не потому, что он их заслуживает, а потому, что я его люблю, подумал Карл. Плохая привычка.
Потом он сделал то, что намеревался сделать. Это было слабостью, но как мог он, любящий отец, поступить иначе?
Он предал гласности свое помилование «Нашему дорогому сыну Иакову, герцогу Монмуту, в связи со всеми преднамеренными или непреднамеренными убийствами или другими тяжкими преступлениями, совершенными когда бы то ни было им одним или вместе с другой личностью или личностями…»
Так-то вот! Дело было сделано…
Но в будущем Джемми должен исправить свое поведение.
Пока король грустно размышлял о безумствах Монмута, его известили, что жена его брата, Анна Гайд, заболела. Ей так плохо, говорилось в известии, и она так страдает, что ни один из врачей не может помочь ей ничем.
Карл поторопился в апартаменты брата. Он нашел Джеймса обезумевшим от горя, тот сидел, закрыв лицо руками, Анна и Мария, ничего не понимая, стояли по обе стороны от него.
– Джеймс, что за ужасная неожиданность? – спросил король.
Джеймс опустил руки, поднял лицо и посмотрел на брата, печально качая головой.
– Я опасаюсь, – начал он, – я очень опасаюсь…
И задохнулся от рыданий. Увидев своего любимого отца в таком состоянии, обе маленькие девочки разразились громким плачем.
Карл прошел в комнату, где лежала Анна Гайд. Лицо ее было так искажено от боли, что ее трудно было узнать.
Карл опустился на колени у постели и взял ее за руку. Ее губы пытались улыбнуться.
– Ваше Величество… – начала было она.
– Ничего не говорите, – нежно сказал Карл. – Я вижу, насколько это трудно для вас.
Она крепко сжала его руку.
– Мой… мой добрый друг, – прошептала она. – Прежде всего добрый друг… Потом уже король.
– Анна, моя дорогая Анна, – сказал Карл. – Мне тяжело видеть вас в таком состоянии. – Он повернулся к врачам, стоявшим у постели. – Все ли необходимое сделано?
– Все, Ваше Величество. Боли начались так внезапно, что мы опасаемся внутреннего воспаления. Мы перепробовали все лечебные средства. Мы пускали ее светлости кровь… Мы давали ей слабительное. Мы прикладывали пластыри на болезненную область и горячие утюги к голове. И пробовали все средства. Боль не стихает.
Джеймс пришел постоять у постели больной жены. Малышки были с ним вместе: Мария держала его за руку, Анна цеплялась за камзол. Слезы текли из глаз Джеймса, так как Анна была почти без сознания от боли. Всем, кто находился в спальне, было ясно, что жизнь покидает ее.
