Лариса Шкатула - Пани колдунья
Никогда до этого Лизе не было так хорошо. Мир плыл и качался перед нею так, что захватывало дух, и она с удивлением услышала, как кричит от восторга и повторяет его имя. И снова кричит:
— Я люблю тебя, Станислав!
А потом она лежала на его плече, смотрела вместе с ним на небо и была счастлива как никогда. Наверное, от того, что в это не верилось, или она почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, но Лиза повернула голову, приблизила губы к его губам, и на ее глазах, словно в волшебном фонаре[38], кто-то невидимый сменил одну картинку на другую: ясные, чистые глаза Станислава будто подернулись пленкой, а затем полыхнули дьявольским огнем.
— Нет, — прошептала Лиза, — нет, только не это!
И она горько зарыдала.
Лиза отчего-то знала, что именно тогда, в солнечный день, на нежной и мягкой как шелк траве в ней зародилось и стало расти маленькое существо, появления которого на свет она теперь ждала и боялась.
А Станислав с того дня как с цепи сорвался. Он будто мстил себе, а заодно и Лизе за то, что ненароком показал свое подлинное лицо. Это была какая-то сказка наоборот. Если в сказках заколдованные принцы мечтали, чтобы прекрасная принцесса влюбилась в них и расколдовала своим поцелуем, то в этой сказке принц упорно не хотел менять шкуру чудовища на человеческий облик.
Причем для принцессы, роль которой как бы исполняла Лиза, с каждым разом становилось все опаснее пытаться страшное чудовище расколдовать. Оно не только не давалось в руки, но и в ответ на ее усилия старалось причинить вред той, которая подступалась к нему с самыми добрыми намерениями.
В конце концов жизнь на краю пропасти Лизе надоела. А теперь, когда она носила под сердцем сына, ей хотелось по возможности обезопасить его от отца, который мог нанести ребенку непоправимый вред, и не допустить в его судьбе повторения отцовской.
Василиса оказалась для Лизы добрым ангелом; если бы ее не было рядом, молодая княгиня совсем потеряла бы голову от отчаяния.
Правда, у Лизы теперь была еще одна подруга…
Нет, скорее, наставница, о которой она не могла сказать даже Василисе. Добрая женщина наверняка подумала бы, что для Лизы не прошло даром общение со Станиславом и у нее не все ладно с головой.
Иной раз в минуты отчаяния Лиза слышала голос. Голос молодой женщины из своего сна по имени Любава, которая жила давным-давно, когда Русь только приняла христианство. А если точнее, то приняли не все, и государи насаждали его среди своих подданных с помощью огня и меча.
Так, в один из дней, когда Лиза в очередной раз попыталась поговорить со Станиславом, он не очень вежливо отодвинул ее со своего пути, перехватив что-то на кухне, ускакал верхом и в этот день не вернулся.
Лиза тогда беспомощно упала в кресло, сжала голову руками и в отчаянии подумала: «Что же делать?
Что делать?»
«Уходить!» — ответила ей далекая Любава.
«Как — уходить? — не поверила Лиза. — Мы ведь со Станиславом в церкви венчаны. На всю жизнь!»
Она явственно услышала, как Любава неуважительно фыркнула.
«А как поступали наши предки, которые не знали Христа? Которые не были связаны заветами, а лишь слушали голос сердца… Впрочем, такое ты, пожалуй, не осмыслишь. Скажу только: ежели подле него останешься — погибнешь. И сына погубишь. Ничем ты ему не сможешь помочь. Станислав обречен. Он сам не хочет спасения, а ведь его насильно не дашь!»
Вскоре после этого Поплавские получили приглашение в усадьбу Янковичей на день рождения Теодора, которому исполнялось двадцать два года.
Не пойти Станислав не мог, потому что все еще считал Теодора своим лучшим другом. Раньше у Поплавского было больше друзей, так как прежде он не выказывал свои дурные наклонности на людях. Или почти не выказывал. Выход своим диким вспышкам он давал в пределах замка. Теперь же безумие охватывало его все крепче, и он стал под тем или иным предлогом набрасываться на друзей. Теодор — единственный, кто продолжал попытки хоть чем-то помочь ему.
Была тут еще одна причина, о которой Станислав не догадывался, а Теодор скрывал даже от самого себя: он полюбил Лизу. И хотя он старался видеть ее пореже, а на балах держался от нее подальше — ничего не помогало. Чем больше Теодор тратил усилий на избавление от преступного, как сам считал, чувства, тем больше в него погружался.
Но если Янкович пытался обмануть себя, то Лизу он обмануть не смог. Ей было приятно его обожание, и она с улыбкой наблюдала его ухаживания за юными девицами, но стоило ему оказаться рядом с нею, как его, точно магнитом, не просто влекло к ней, а тащило с неудержимой силой… Словом, Теодор был обречен.
Поклонников у Лизы было много. Ничуть не меньше, чем в Петербурге. Даже напротив, тот факт, что она была замужем за Поплавским, а следовательно, недоступна, привлекал к ней сердца мужчин. Она было попыталась поставить Теодора в общий ряд, но с удивлением поняла, что он из этого ряда выбивается.
То есть при полном составе поклонников, ежели отсутствовал Теодор, у нее портилось настроение.
Лиза поймала себя на том, что невольно ищет взглядом по залу его фигуру, и, как бы она себя ни уверяла, что его поклонение какой-то другой женщине ей безразлично, долгое пребывание Теодора подле одной и той же красавицы ее откровенно огорчало.
Лиза свой столь явный интерес к Теодору от других тщательно скрывала, а себя оправдывала тем, что она по природе человек нормальный, ей хочется обычных человеческих отношений, без надрыва и истерии. И что Янкович как раз подходит для таких отношений.
А еще она знала, что никогда в отношениях с ним не переступит черты и не забудет свой долг жены.
Что же делать, если судьба так распорядилась…
Но как бы то ни было, дальше тянуть не имело смысла, и однажды Лиза, выходя к завтраку, буквально поймала Станислава за полу сюртука. Вторую неделю он спал в своей комнате, забыв о том, что обещал никогда не оставлять ее одну. В общем, она остановила его и сказала:
— Постарайся выделить сегодня для меня немного своего драгоценного времени — мне необходимо с тобой серьезно поговорить.
— Меня ждут дела! — резко возразил он.
— Ну раз все, что касается нашей с тобой жизни, не стоит даже получаса, уложусь в полминуты.
— Начинай, — снисходительно кивнул Станислав, облокотясь о перила — они с Лизой стояли на площадке второго этажа у лестницы.
— Я беременна. У тебя скоро будет сын, а значит, ты станешь отцом. Спасибо, что выслушал. Счастливого пути!
Она стала спускаться по лестнице и, полуобернувшись, добавила:
— Не правда ли, понадобилось еще меньше времени, чем я просила.
Он на мгновение застыл, а потом бросился следом за нею.
