Стефани Блэйк - Живу тобой одной
– Не стоит надевать пальто на ночную рубашку и халат, надо надеть что-нибудь потеплее.
– У меня, кроме этого пальто, ничего нет.
– Значит, надень мое норковое манто. Оно внизу в гардеробной. А это давай сюда.
Она взяла пальто Анни и повесила обратно в шкаф.
Глаза девушки расширились от изумления.
– Ваше норковое манто?! Вы хотите, чтобы я надела ваше норковое манто?
– Ну конечно. Почему бы нет? Оно как раз подходит для такого прохладного вечера.
Сколько раз Анни, убирая в комнате хозяйки, открывала шкаф и прикладывалась щекой к роскошному шелковистому темному меху. Ей так хотелось ощутить его на своем теле, но она не решалась.
– Что вы, мэм! Я не могу.
– А я говорю – надевай. Пошли.
Келли подтолкнула девушку к выходу.
Анни инстинктивно чувствовала что-то неладное, какую-то фальшь. Однако все улетучилось, когда она ощутила на своих плечах легкий шелковистый мех. Ощущение возбуждало, почти пьянило.
– Какое оно приятное, мэм!
Келли подняла на ней воротник, наполовину закрыв лицо.
– Вот так ты не будешь бояться ветра. В кармане есть шарф. Надень его на голову.
– Мех меня щекочет, – хихикнула Анни и надела шарф.
Келли снова легонько подтолкнула ее, теперь по направлению к черному ходу.
– Я не буду тебя ждать, Анни. Если муж позвонит, я возьму трубку в спальне. Надеюсь, ты не забудешь повесить манто обратно в гардеробную?
– Не беспокойтесь, мэм, я буду с ним очень осторожна. Похоже, к норковому манто она испытывала больше почтения, чем к его владелице.
Келли, стоя у окна, наблюдала за тем, как Анни пересекает лужайку и приближается к дому у лодочной пристани. Она шла, плотно запахнувшись в манто, высоко подняв голову, распрямив плечи. Наверное, в этот момент она чувствовала себя королевой, хотя ее никто не мог видеть.
Да, на втором месте после Бога следует поставить великого драматурга из Стратфорд-он-Эйвон. Он создал свой мир и населил его созданными им в уме образами. Он манипулировал любовью, жизнью и смертью по собственной прихоти, дергая своих марионеток за ниточки. И все же интриги, представляемые на сцене, – ничто по сравнению с драмами, разыгрываемыми среди зрителей. Они настоящие действующие лица. Изобретательность великого драматурга тускнеет на фоне главного действующего лица в драме жизни, того, кто способен контролировать развитие сюжета и манипулировать другими действующими лицами.
Это ее действующие лица, в ее драме.
Тихонько напевая, Анни шла по залитому луной, посеребренному инеем склону. В этом чудесном манто она могла бы пройти пешком до самого Клинтона.
Дойдя до дома, она открыла дверь и остановилась в нерешительности: на нижнем этаже стояла кромешная тьма, сверху виднелся слабый отсвет от печки, в котором едва ли что-либо можно было разглядеть. Анни постояла минуту, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом медленно пошла наверх по скрипящим ступеням. Поднявшись в комнату, нащупала на стене выключатель. Он не работал. Напрягая зрение, она обвела глазами комнату, пытаясь проникнуть сквозь завесу темноты.
– Мистер Мейджорс… – прошептала она, опасаясь разбудить его. – Мистер Мейджорс…
Может быть, он уже ушел? Ну что же, в любом случае она сделает то, для чего ее сюда послали, и тоже уйдет. Угли в печке Франклина уже догорали. Анни обошла комнату по стенке, натыкаясь на какие-то предметы, ощупывая руками все, что попадалось. Наткнулась на огромную пепельницу, полную потухших остывших окурков. Пошла дальше… пока не ударилась коленом об угол кушетки. Вздрогнула от неожиданности, услышав голос Карла Мейджорса.
– Черт побери, я уже подумал, что ты никогда не придешь. Осушил всю эту чертову бутылку!
Он швырнул пустую бутылку о печь, и она разлетелась на множество осколков. От стен печки поднялись шипящие облака пара.
Анни не раз приходилось видеть его пьяным, но разъяренным – никогда. Однако она не испугалась. Пьяный или трезвый, мистер Мейджорс всегда останется джентльменом, мягким, деликатным человеком.
Она с трудом различила его силуэт. Он приподнялся на кушетке.
– Я пришла проверить, все ли в порядке. Миссис…
Он ее не слушал, снова закричал, не в силах сдержать ярость:
– Ты слишком долго копаешься! Я даже заснул, пока ждал тебя! Какого черта ты разводишь все эти церемонии? Давай, иди сюда!
За десять лет Анни привыкла подчиняться всем приказам хозяина. Поэтому и сейчас она покорно подчинилась. Обошла кушетку и остановилась перед ним. Карл схватил ее руки.
– Сними ты, наконец, это чертово манто!
– Она сказала, что я могу его надеть. – Анни попыталась отступить назад. Поздно!
– Ладно, я сам его с тебя сниму. Все с тебя сниму. Вот это будет удовольствие!
Он повалил ее на кушетку.
– Мистер Мейджорс, это Анни!
И все-таки она не кричала. Не могла кричать на хозяина Уитли.
Ответом ей был пьяный смех, который заглушил все ее мольбы и протесты. Сопротивление оказалось недостаточно убедительным.
Тем не менее, она пыталась сопротивляться. Он снял с нее манто, рванул халат, поднял ночную рубашку. Анни отталкивала его руки, стонала и плакала. Он взгромоздился на нее. Она отвернула рот от его горячих поцелуев. Однако когда он проник в нее, ее обдало жаром, тело пронзила судорога, она застонала, обхватила руками его шею, ответила на его поцелуй, вся прогнулась навстречу его желанию.
Они крепко спали в объятиях друг друга, когда зажегся свет. Карл, насытившись, громко храпел в пьяном беспамятстве.
Анни взвизгнула, как кошка, которой прищемили хвост. Потрясенная внезапным появлением Келли, лихорадочно потянула вниз рубашку, пытаясь прикрыть наготу.
– Ну и что же мы тут видим? – издевательски произнесла Келли. – Я велела тебе укрыть мистера Мейджорса в том случае, если он заснул, но что-то не припомню, чтобы приказывала тебе забраться к нему под одеяло.
Анни залилась краской. Села на край кровати, сунула ноги в туфли.
– Он был совсем пьян.
– Но не слишком пьян, судя по тому, что я вижу.
– Он меня изнасиловал. Я не знаю, что он подумал. Я не могла зажечь свет. Он схватил меня в темноте и… и… – она с трудом перевела дыхание, не в состоянии опровергнуть очевидный факт, – и сделал все, что хотел.
– Ты ему позволила?
– Я сопротивлялась, пыталась его отговорить, но он меня не слушал.
– Ты кричала?
Девушка опустила глаза.
– Да… я кричала.
– Врешь! Если бы ты действительно кричала, мы бы в доме тебя услышали. Старый Сэм всегда спит с открытым окном. Перефразируя знаменитое изречение, «ты протестовала, но недостаточно решительно». Я права? – Анни молча надела халат, завязала пояс. – Но, в общем, это не имеет большого значения. Ты ведь не станешь возбуждать судебное дело против этого старого козла, не так ли? На мой взгляд, это было бы неразумно.
