Донна Валентино - Похититель моего сердца
Откинувшись назад, он прислонился к стене и вздохнул. Ну что ж, теперь это забота Баско. Может быть, арендатор лучше знает округу, а может быть, пришел еще какой-нибудь аристократ, чтобы занять место, освобожденное лордом Харрингтоном.
А еще, может быть, у коров вырастут крылья или Джиллиан Боуэн вдруг появится в этой комнате и попросит Камерона заняться с ней любовью, перед тем как насовсем уйти.
Он подавил горькую усмешку и чуть не выкрикнул, когда дверь действительно отворилась, и на пороге остановилась Джиллиан.
Ему всегда казалось что он запомнит ее стоящей, – она часто, находясь в доме, смотрела наружу из окна или с порога двери. Камерон никогда не видел, чтобы Джиллиан вышла на крыльцо узнать, какая погода стоит на дворе, или выбежала в сад сорвать несколько цветков для бесчисленных ваз и вазочек, стоявших на столах.
– Что я должна говорить отцу, когда вы не вернетесь со мной домой? – спросила Джиллиан. – И людям в деревне, если они о вас спросят? Вы со своими планами хотя бы раз подумали, о том, что мы…
Ее голос замер, когда она увидела разложенные повсюду карты. Пометки, сделанные его четким, твердым почерком, стрелки, указывающие возможные пути бегства. Еще больше стрелок и пунктирных линий, обозначающих невозможные пути бегства.
– Карты были здесь все это время?
Камерон кивнул.
– Если бы Фрейли решил обыскать ваш дом и нашел их, вас с отцом обвинили бы в монархическом заговоре и осудили как предателей.
Джиллиан побледнела, но не произнесла ни слова – она лишь молча наблюдала, как он складывает карты в сумку. Теперь она должна понять, что он не преувеличивал опасность, которой подвергал ее и Уилтона, находясь в их доме. У него даже возникла надежда, что благодаря этому пониманию она когда-нибудь простит его. Жаль только, что он об этом никогда не узнает.
– Так как я должна объяснить ваше внезапное исчезновение? – спросила она через некоторое время.
Камерон долго и напряженно придумывал объяснение, которое она могла бы использовать, и молился, чтобы она приняла то, что он выбрал.
– Скажите, что я сбежал.
– Сбежал?
– Ученики иногда сбегают.
– Все осуждают учеников, которые уходят от своих учителей. Я могу сказать, что у вас что-то случилось дома, и вы вынуждены были срочно уехать.
– У меня нет дома. – Камерон ощутил, как у него перехватило горло при мысли, что она ищет оправдание, которое показало бы его с хорошей, а не с плохой стороны. – Говорите всем, что я сбежал, – повторил он. – Я сделал это в страшной спешке, ничего не сказав вашему отцу. Вот записка для вас, чтобы вы могли показать ее тому, кто спросит. Я очень тщательно выбирал слова. – Он достал из кармана клочок бумаги, оторванный от края карты.
Ему легче было бы отдать ей записку, чтобы она прочла ее сама, но Камерон знал, что не сможет так поступить, потому что это было бы трусостью. Он не должен убегать или уклоняться от гнева, который она с полным правом обрушит на его голову.
«После вчерашней ночи я не могу смотреть в глаза доктору Боуэну, как и уладить все надлежащим образом. Прости меня, Джиллиан. Искренне твой Камерон Смит».
Закончив читать, Камерон с трудом подавил тяжелый вздох.
– Так вы извиняетесь передо мной? – Джиллиан взяла у него записку и склонилась над ней. Смотреть на то, как на ее лице недоумение сменялось попыткой понять, почему он выбрал именно эти слова, оказалось еще тяжелее, чем он ожидал. Когда она сообразила, в чем дело, то была в ужасе. – Тот, кто это прочтет, подумает…
– Подумает, что я воспользовался доверчивостью наивной женщины и сбежал, пока ваш отец не призвал меня к ответу за то, что я обесчестил его дочь, а вы не предъявили мне невыполнимые требования. Нет на свете такого мужчины, который, прочитав это, стал бы задавать вопросы вашему отцу.
Чтобы удержать равновесие, Джиллиан вцепилась рукой в дверной косяк. Камерону потребовались все силы, чтобы остаться сидеть – ему захотелось вскочить, сжать Джиллиан в объятиях, сказать ей, что по своей воле он ни за что не подверг бы ее такому унижению…
– Я этого не сделаю, – сказала она.
– Подумайте хорошенько. Вы придете к тому же выводу, что и я. Однажды о моем участии в заговоре станет известно, и тогда вы тоже окажетесь под подозрением. Но никто не сможет вас обвинить, если вы будете выглядеть невинной жертвой, попавшей в сети опытного соблазнителя.
– И это все, что у вас было? – прошептала она почти неслышно и положила руку на мешок, в который он убрал свой карты. – Планы, планы и опять планы, а сверху еще планы, на случай непредвиденных обстоятельств. В этих листках написано, что меня надо соблазнить, чтобы я стала сотрудничать?
Камерон не мог солгать, сказав: «Да, тот поцелуй и боль, которая разрывает меня сейчас, фальшивы, это все было притворством».
Он часто шел на сделки с совестью, но выставлять на посмешище закравшуюся в его душу любовь не хотел.
– Вы умная женщина, Джиллиан. Что вы сами думаете об этом?
Умная, но до боли не уверенная в своей силе и красоте. Он смотрел, как слезы наворачиваются ей на глаза, и восхищался силой воли, которая не позволила пролиться ни единой слезинке.
– Я вам этого никогда не прощу, – выдохнула она.
– Конечно, нет. Ваша репутация будет…
Нетерпеливым движением руки Джиллиан заставила его замолчать.
– Вам удалось убедить меня, что мой ум кому-то нужен, а на самом деде вы считали меня не более чем слабоумной. Хуже всего то, что своим поведением я подтверждала это мнение: вам стоило только воззвать к моему уму, чтобы заполучить меня в сообщники.
Она ошеломила его – он не мог произнести ни слова. Камерон никогда не думал, что его бегство станет причиной еще большей неуверенности Джиллиан в своих силах. Он действительно нанес ей огромный вред.
Едва Джиллиан вышла из комнаты, как он поспешно схватил свой мешок. Протестующе зашелестели карты, заметки – единственные оставшиеся свидетельства одержимости, которая только что исчезла, как вампиры исчезают на рассвете. Его переполняло отвращение к тому, во что он позволил превратить свою жизнь, и к тому, как испортил жизнь другим. В своей жизни он сделал много такого, о чем не стал бы рассказывать с гордостью, но никогда еще ему не было так стыдно.
Джиллиан говорила себе, что она осилит эту последнюю поездку с Камероном Смитом, и спокойно глядя, как он выскальзывает из фургона, будет радоваться, что наконец избавилась от него.
Она сможет это выдержать. Сможет.
Она хотела попросить отца, чтобы он сопровождал их, но старый доктор был очарован планом розария, сделанным Камероном с помощью ниток и планок с зарубками. Камерон также прошелся по запасам трав, сделанным Джиллиан, и раздобыл для ее отца разноцветные розовые лепестки. Лепестки помещались в клетки, образованные нитками, каждый лепесток представлял какой-то сорт роз. Уилтон Боуэн, уважаемый доктор хирургии, известный член королевской корпорации врачей, сидел перед камином и менял сухие розовые лепестки от квадратика к квадратику, планируя розарий, посадить который он весной, возможно, забудет.
