Конни Брокуэй - Мой милый враг

Она опустила глаза и тут же зажмурилась. Ее мокрая, пропитанная грязью рубашка облепила ее тело, ничего не оставив для воображения. Кто угодно мог…

Девушка завертела головой. Мужчины как раз возвращались к работе после перерыва на ленч и были уже на полпути к пруду. Пробурчав себе под нос ругательство, Лили вскарабкалась на крутой берег и, с трудом переставляя ноги в мокрых штанах, поплелась следом за Эйвери. Если ей удастся догнать его, она сможет одолжить у него рубашку, чтобы прикрыться.

— Погодите! Эйвери! Погодите, вам говорят! — закричала она, бросив взгляд через плечо на мужчин, которые смотрели на нее вытаращив глаза. Эйвери, не обращая внимания на ее отчаянные призывы, быстро шел вперед, и ей пришлось бежать за ним чуть ли не вприпрыжку.

— Да погодите же! — простонала она жалобно, услышав за своей спиной несущиеся через все поле свистки и хохот.

Он не остановился. Он даже не замедлил шага. Этот поцелуй — он и был тем самым «запретным приемом». Его местью.

Она вошла в дом через вход для слуг и остановилась. Он ни в коем случае не должен был заподозрить, чем стал для нее этот поцелуй. Для него самого он ровным счетом ничего не значил. Вероятно, он в своей жизни целовал многих жен-шин. Он никогда не узнает, что его поцелуй, который он бросил ей как подачку, чтобы сильнее ее уязвить, обернулся для нее настоящим откровением. Нет, она не станет красться через заднюю дверь, словно .. словно какая-нибудь служанка, возвращающаяся с тайного свидания.

Лили решительной походкой направилась к парадному крыльцу. Переступив через порог, она с грохотом захлопнула за собой дверь. Она усмехнулась, но в этот самый миг раздался страшный треск. Встревоженная, она снова открыла дверь, чтобы выяснить, что произошло. Прямо перед ней на гранитных ступеньках лежали тысячи осколков яркого витражного стекла — все, что осталось от эркера над ее головой.

Глава 17

— Сто фунтов? Так мало? — Франциска отпила глоток портвейна и снова прислонилась головой к подушке дивана.

— Так мне сказал стекольщик, — ответила Лили, сидевшая в глубоком мягком кресле напротив Франциски.

Пламя свечей, горевших на круглом столике, колыхалось от сквозняка, и по стенам гостиной плясали огромные тени. Гроза, собиравшаяся весь день, наконец разразилась, и в доме стало темно от тяжелых дождевых туч, закрывавших солнце. Полумрак вынудил Эвелин, Полли, Бернарда и Эйвери сразу после обеда разойтись по своим апартаментам.

Лили не хотелось возвращаться к себе в комнату и снова предаваться воспоминаниям, и она провела весь вечер в гостиной вместе с Франциской, которая молча, неспешно, методично разделывалась с вином, оставшимся от обеда. Как раз сейчас пришла очередь графина с портвейном.

— Неудивительно, что Горацио не приказал вынуть стекло и продать его, как ненужный хлам, — заметила Франциска с усмешкой.

— Слава Богу, что оно не стоило дороже! — отозвалась Лили. — У меня найдется сто фунтов, но не тысяча.

Ставни громко хлопали под порывами налетевшей бури. Франциска подняла голову, прислушиваясь к завыванию ветра в камине, потом взяла графин с круглого столика, стоящего рядом с диваном.

— Сколько у тебя осталось времени, прежде чем эти стервятники из банка слетятся сюда, чтобы подсчитать твои капиталы?

— Шесть недель.

— Ты думаешь, тебе это удастся? — спросила Франциска, налив себе полную рюмку портвейна.

— Да, если не произойдет еще чего-нибудь непредвиденного. Два несчастных случая за такой короткий срок — поневоле усомнишься в милости небес!

— Так ли это? — Франциска залпом выпила вино. — Я уже задавалась вопросом, действительно ли оба этих события случайны. Что, если кто-то намеренно уронил вазу и разбил стекло?

Лили покачала головой. Гроза, полумрак и обильная доза портвейна подействовали на ее собеседницу определенным образом — она нафантазировала себе невесть что. Она уже замечала, что Франциске нередко изменял здравый смысл и она отдавалась на волю безудержных фантазий, главным образом тогда, когда выпивала лишнего и пребывала в сентиментальном расположении духа.

— Что, если кто-то намеренно сбросил с постамента вазу, а потом тайком пробрался на чердак и ослабил крепления стекол витража, так, чтобы любой сильный удар — скажем, гром или даже просто хлопнувшая дверь — вызвал сотрясение рамы и падение стекол? — размышляла вслух Франциска.

— Зачем кому-то понадобилось это делать? — вполне резонно возразила Лили. — Кто вообще мог решиться на такое?

— А как ты думаешь — кто? — переспросила Франциска.

— Эйвери Торн? — осведомилась Лили недоверчиво и рассмеялась.

Франциска поморщилась.

— Я ни разу не назвала его имени. — Она поудобнее устроилась в кресле, медленно потягивая портвейн из рюмки, которую не выпускала из рук, лицо ее приняло заговорщицкое выражение. — Но Эйвери Торн — напоминаю, если ты об этом забыла, — кровно заинтересован в том, чтобы твои расходы намного превысили твою платежеспособность. Пожалуй, тебе стоит пойти и поговорить с ним.

Лили попыталась сдержать новый приступ смеха — в конце концов, Франциска думала о ее же благе, — однако ей это не удалось, и она от души расхохоталась.

— Извини меня, Франциска, но сама мысль о том, что Эйвери Торн может пробраться куда-то тайком, кажется мне нелепой. Да он не способен даже просто ходить по коридору так, чтобы половицы не тряслись у него под ногами, и вообще действовать украдкой совершенно не в его духе.

Она подняла руку, чтобы остановить протест, уже готовый сорваться с губ Франциски.

— Я не отрицаю того, что у Эйвери Торна есть веские основания прибегнуть к вандализму, чтобы заполучить Милл-Хаус, но если бы он действительно решил разбить в доме окно, он бы просто схватил ближайший тяжелый предмет и запустил его в стекло. И горе тому, кто посмел бы его в этом упрекнуть.

— Гм… Мне все же кажется, что тебе стоит с ним повидаться. И безотлагательно.

— Что, сейчас, посреди ночи? — спросила Лили. Мысль об Эйвери Торне в сочетании с темнотой порождала в ее душе непрошеные мысли. — Но ведь я уже сказала тебе, что Эйвери Торн никогда бы так не поступил. Франциска вздохнула и покачала головой:

— Столько убежденности! Столько веры в человеческую порядочность! Я-то никогда не была такой наивной.

— Я знаю его характер, — стояла на своем Лили.

— Или его сердце, — подхватила Франциска.

Лили задумалась над ее словами. На самом деле она почти ничего не знала о сердечных переживаниях Эйвери Торна — она и в своих-то не могла разобраться. Его поцелуй лишил ее душевного равновесия и неожиданно открыл ей, что она способна на бурную страсть — а возможно, и на что-то большее. Она потерпела поражение в борьбе со своим увлечением — впрочем, она уже не была уверена в том, что ее чувство к нему можно было считать простым увлечением.