Джон Окас - Исповедь куртизанки
Утром моего тридцатилетия я проснулась в премерзком настроении. Вечером предстояло празднование моего дня рождения на королевской барже, которую Луи назвал «Дю Барри». Генриетта доложила, что привезли праздничное платье. Модельеры ждали внизу на случай, если понадобится что-то подогнать по фигуре. Я приказала Генриетте отослать их. Я должна была бы радоваться богатству и могуществу, которого мне удалось достичь в столь молодом возрасте, но больше всего мне хотелось валяться в постели и хныкать. От счастья до печали – один шаг. Мне было стыдно, что я, имея столько денег и такое влияние на короля, не совершила ничего действительно достойного. Старость страшила меня.
Ближе к вечеру в моем будуаре появился король, нагруженный подарками. Я сказала, что у меня нет настроения принимать их, что я сегодня не вставала. Луи сложил коробки у моей постели и хлопнул в ладоши. В комнату вошел негритенок лет двенадцати-тринадцати с пухлым личиком и такой же пухлой фигуркой, этакий темнокожий херувимчик. На нем была ярко-красная набедренная повязка, в волосах – разноцветные перья, а на запястьях, шее, талии и лодыжках звенели золотые цепочки. В руках он держал золотой поднос, на котором в золотой же чашке дымился горячий шоколад. Он смотрел на меня с благоговейным ужасом.
Это зрелище заметно воодушевило меня, и я села в постели. Луи жестом приказал маленькому чуду подойти ближе. Его макушка едва доставала до моего пупка. Я взяла чашку с подноса и сделала глоток.
– Я нашел его на рынке рабов, – пояснил король. – Он сирота, его подобрали на улице Нью-Дели. Он почти не говорит по-французски, но у него отлично развиты инстинкты, к тому же он большой озорник. Только посмотри, что он умеет!
Король вытащил из кармана три стеклянных шарика и бросил их мальчику. Тот оказался удивительно ловким. Поймав шарики, он начал умело ими жонглировать.
– Это мне? – спросила я.
– Он твой! – с улыбкой ответил король. – Душой и телом! Делай с ним все, что хочешь. G днем рождения!
– Какой чудесный подарок! – воскликнула я, расцеловала Луи в знак благодарности и повернулась к мальчику.
– Ты будешь моим виночерпием, мой шоколадный мальчик, – сказала я.
Мальчик, не слова ни говоря, не сводил с меня изумленных глаз.
– Тебя будут звать Замо.
Я произнесла это имя несколько раз и показала на него пальцем, чтобы он повторил. Он старательно выговорил новое слово экзотичным сопрано. Моя новая игрушка была столь восхитительна, что я даже притянула ее к себе и укусила в плечо, чтобы убедиться, что она настоящая. Ах, моя шоколадка!
С тех пор каждый день в десять утра Замо появлялся в моем будуаре с золотым сервизом, горячим шоколадом и сластями для меня и подогретыми сливками для Дорин. Замо был для меня игрушкой, куклой. Я сажала его на край кровати или ручку кресла, пока пила шоколад. Чем больше я смотрела на своего маленького виночерпия, тем больше он мне нравился. Я тискала его, словно маленькая девочка – мягкую игрушку. Я была с ним по-матерински нежна. Мальчик тоже полюбил меня. Он пристраивался у моей груди и мурлыкал от удовольствия.
Я быстро привязалась к нему и любила так же, как Дорин. Я кормила его до отвала, чтобы он стал еще пухлее. Замо обожал шоколад, и я заставляла его выпрашивать угощение или показывать фокусы за конфетку. Готье Даготе по моему заказу написал мой портрет с Замо, подносящим утренний шоколад. Я одевала его в нарядные одежды, сшитые из той же материи, что и мои платья, шляпы с перьями, а его украшения были дешевыми копиями тех, что носила я. Милый ангелочек ходил за мной по пятам словно хвостик.
Однажды, когда на мне было пышное платье с длинным шлейфом, Замо забрался мне под юбку и так ходил. Я заметила это, только когда он запутался в многочисленных нижних юбках и я едва не упала. Этот несносный шалун чуть не искалечил меня, но я не смогла удержаться от смеха. Вместо того чтобы наказать его, я дала ему целую коробку конфет, и он так объелся шоколадом, что его вырвало.
В мае я приобрела еще несколько летних домиков, смотреть которые у меня не было ни времени, ни желания. В газетах появился очередной шквал статей, где меня обвиняли в растранжиривании французской казны на бессмысленные капризы. Король спросил, не могу ли я на какое-то время сократить расходы, чтобы народ успокоился. Я пришла в бешенство, заявила, что имею право тратить столько денег, сколько мне заблагорассудится, и отправилась в Париж за покупками. Когда моя карета подъехала к магазинчику Лабилля, ее окружила разъяренная толпа. Они кричали, что я виновата в том, что им нечего есть, что у людей нет работы, называли меня шлюхой. Со мной был Лоран. Я знала, что он горой встанет на мою защиту, но вряд ли от него будет много толку, если этот сброд решит напасть на меня. К счастью, герцог Эммануэль отрядил со мной небольшой эскорт из гвардейцев короля. Солдаты были вооружены и начали палить в воздух, чтобы разогнать толпу.
Но это лишь злило меня все сильнее. На следующий день я опять отправилась в Париж, намереваясь все-таки пройтись по магазинам. На этот раз король отправил со мной сорок вооруженных солдат. Толпа вопила, но приблизиться ко мне никто не осмелился.
В последнюю неделю мая я получила анонимное письмо:
«Графиня дю Барри, Вам стоит знать о том, что иезуиты и парламентарии готовят заговор с целью убить вас и короля. Можете поверить мне: вы получите бутылку апельсинового ликера, который так любите, хотя и не заказывали его. Будьте осторожны! В нем смертельный яд.
Я свяжусь с вами в ближайшие три дня, чтобы сообщить подробности заговора. До этого момента не доверяйте никому, никому ничего не рассказывайте».
Таинственное послание напугало и удивило меня. Я сразу же вызвала мадам де Мирапуа и показала ей письмо.
– Маловероятно, чтобы иезуиты и парламентарии решили объединиться, – сказала она.
– Вы правы, – ответила я. – Но и те и другие – экстремисты, которые подвергаются гонениям со стороны короля. Что, если давние враги решили объединиться против общего зла?
– Может быть, и так, – согласилась она. – Нет сомнения, что если король умрет и на трон взойдет дофин, он не станет доставлять им столько проблем, сколько Луи. Но это письмо может оказаться банальной мистификацией. Прежде чем обращаться в полицию, давайте подождем, появится ли отравленный ликер.
Мы все еще рассуждали о сомнительной вероятности кровавого заговора, когда появилась Генриетта.
– Прошу прощения, мадам Жанна, там привезли бутылку апельсинового ликера, которую вы заказывали.
Нас с мадам де Мирапуа бросило в дрожь, и я приказала Генриетте вызвать полицию.
