Стефани Лоуренс - Все о страсти
— Миссис Кантл сказала, что сливы уже почти созрели, — оживленно болтала она. — Ветки так и ломятся от ягод.
Он молча слушал, как она перечисляет все милые мелочи, составляющие повседневную жизнь замка. Мелочи, которые он знал в детстве и забыл, став мужчиной. Теперь, видя их ее глазами, он словно вновь возвращался на много лет назад. Франческа напомнила ему о тех маленьких удовольствиях, которые никогда не стареют, если уметь видеть и ценить.
— Я наконец нашла Эдвардса и спросила о живой изгороди в итальянском саду.
Губы Джайлза чуть сжались.
— И что он ответил?
Эдвардс, главный садовник, был ужасно занудным ланкаширцем, жившим исключительно ради деревьев и ничего другого не замечавшим.
— Согласился завтра ее подстричь.
Глаза Франчески так лукаво заискрились, что Джайлз не выдержал:
— Неужели ты пригрозила ему немедленным увольнением, если он не подчинится?
— Разумеется, нет! — вознегодовала она. — Просто указала, что живая изгородь состоит из маленьких деревьев, и, поскольку они слишком разрослись, может, имеет смысл срубить их и насадить новые.
Джайлз рассмеялся.
Обед закончился. Пора было расходиться. Но они медлили.
Франческа посмотрела в окно:
— На улице так тепло! Ты снова собираешься уехать?
Он поморщился и покачал головой:
— Нет. Придется разбираться со счетами, или Галлахера удар хватит. Нужно определить цены, по которым можно продавать урожай.
— Много работы?
— В основном проверка счетов, запись расходов и немного арифметики.
— Я могла бы помочь, если не возражаешь, — почти без колебаний предложила она. — Я всегда помогала родителям со счетами.
Он смотрел на нее. Но в его глазах ничего нельзя было прочесть.
Потом он решительно встал и развел руками:
— Нет. Будет лучше, если этим займусь я один.
Она словно нацепила на лицо ослепительную, деланную, фальшивую улыбку.
— Что же, раз так, я тебя оставляю.
Она поднялась и пошла к выходу. Немного помявшись, он последовал за ней.
Если ей не позволяется помочь с делами поместья, она навестит свекровь, которая, возможно, вытянет из нее всю историю и начнет, сострадать, что позволит Франческе почувствовать себя лучше и забыть всю эту историю.
Еще слишком рано. Леди Элизабет и Хенни предупреждали ее о необходимости набраться терпения.
Но терпение никогда не было ее сильной стороной.
— Что за болван! Да он ненавидит арифметику и всегда ненавидел! — вынесла приговор Хенни.
— А я считаю это добрым знаком, — возразила леди Элизабет. — Значит, он сначала подумал, прежде чем ответить?
— Целую секунду!
Сложив руки на груди, Франческа мерила шагами гостиную вдовьего дома. Прогулка через парк немного освежила ее, вернула мысли к другой задаче. В конце концов, есть немало способов разделить с ним жизнь.
— Расскажите мне о семье. О Роулингсах, — попросила она, устраиваясь на кресле. — Из того, что я узнала на свадьбе, наш род достаточно разрознен.
— Скорее раздроблен, — фыркнула Хенни. — Правда, особых причин для этого нет. Так уж вышло с течением лет.
— Люди с годами меньше общаются, — добавила леди Элизабет.
— Если никто не прилагает усилий сводить их чаще.
Леди Элизабет прищурилась.
— Что вы имеете в виду?
— Пока сама еще не уверена. Мне нужно знать больше… в конце концов, я… — Она поискала подходящее слово. — Матриарх, не так ли? Если Джайлз глава семьи, а я его жена, значит, моя обязанность — скрепить семью. Не так ли?
— В жизни не слышала столь прямого заявления, но вы правы, — кивнула Хенни. — Если, разумеется, хотите приложить усилие. Но, должна сказать, это не так легко. Роулингсы всегда были крайне независимы.
— Мужчины — разумеется, — улыбнулась Франческа, — и женщины… до какой-то степени. Но женщины достаточно мудры, чтобы знать: сила лежит в единстве.
— Дорогая, — рассмеялась леди Элизабет, — если вы готовы пожертвовать своей энергией, мы согласны помочь знанием. Что скажешь, Хенни?
— Я целиком «за». Дело в том, что мы всю жизнь провели в обществе Роулингсов мужского пола, так что семейное отчуждение кажется нормальным. Но вы верно говорите. Нам будет легче жить, если мы лучше узнаем друг друга. Да мы даже всех имен не знаем!
— В самом деле! Помните этого ужасного Эгберта Роулингса, который женился на той крошке… как ее звали?!
Франческа внимательно слушала, как леди Элизабет и Хенни «взбираются» по фамильному древу, указывая то на одну ветвь, то на другую.
— В старой Библии в библиотеке есть фамильное древо, неполное, конечно, только основная линия, но хоть будет с чего начать.
— Я найду его и сделаю копию. — Франческа поставила пустую чашку на поднос и встала. — Мне пора домой. После захода солнца становится холодно.
Она расцеловала дам и ушла, зная, что они весь вечер будут гадать, что именно утаила невестка и что недосказала.
Но, решив, что подумает об этом и о разросшемся фамильном древе позже, она отдалась простому удовольствию прогулки через огромный парк, где солнце пробивалось сквозь густые кроны деревьев, золотя листья и наполняя неподвижный воздух запахом прели и осени.
Кругом царили мир и покой. Она вернулась мыслями к еще одной лесистой местности, которую так любила. Нью-Форест. Роулингс-Холл и его обитатели. Френни. Ее собственное, не слишком счастливое существование заставляло Франческу терзаться угрызениями совести. Она долго пыталась уверить себя, что Френни не ранили обстоятельства ее замужества.
Решение, которое пришло ей в голову, было на редкость простым.
Он увидел, как она шагает сквозь золотистое великолепие деревьев домой, к нему.
Потребность броситься к ней, встретить и прижать к себе была так сильна, что он едва мог ей противиться.
Она отправилась во вдовий дом. Последние полчаса он метался у окна, зная, что она скоро вернется. Зная, откуда придет.
Весь день он пытался сосредоточиться на счетных книгах, твердя себе, что, если бы он позволил ей помочь, вышло бы куда хуже. И все же не мог выбросить ее из головы. Она словно призрак появлялась из темных углов, маня его в мир грез и фантазий, чтобы пробить брешь в его решимости.
Он так и не сделал того, что намеревался. Открытые счетные книги лежали на письменном столе.
Черт с ней, с его решимостью, он должен уйти! Размять ноги, втянуть в легкие свежий, бодрящий воздух.
— Если придет Галлахер, — бросил он на ходу Уоллесу, — скажите, что я все оставил на письменном столе.
— Хорошо, сэр.
На крыльце он остановился, огляделся и увидел, как она проходит мимо солнечных часов и поднимается к саду. Спустившись, он направился к проходу в низкой каменной ограде, отделявшей итальянский сад от участка, засаженного старыми плодовыми деревьями, отягощенными зреющими фруктами. Пьянящие запахи окутали его, когда он проходил под тяжелыми ветвями.
