Дражайший плут - Элизабет Хойт
Когда Тревельон натянул поводья, понукая Риган перейти на легкий галоп, а затем снова на рысь, Феба поняла, что слышит рокот морских волн.
— Где мы?
Ее сердце громко стучало — она еще не отошла от скачки.
— На пляже, — сказал он ей на ухо. — Мне показалось, что вам захочется походить по песку.
— Наверное, раньше вы часто приезжали сюда? — спросила Феба, когда лошадь начала спуск с холма. — Как, должно быть, тут красиво!
— Красиво, — просто согласился Джеймс. — И мальчиком я действительно часто бывал здесь. Говорят, по вечерам тут можно увидеть русалку, которая плещется в волнах.
— И что, вам доводилось видеть?
— Нет, но уверяю вас: я смотрел во все глаза, — а если что и видел в волнах, так разве что контрабандистов, которые везли французский коньяк.
— Контрабандистов?
Тревельон усмехнулся.
— В здешних краях их немало. Получи мой драгунский полк назначение сюда, в Корнуолл, и мне пришлось бы торчать здесь по ночам во время прилива.
Риган ступила копытами на ровную поверхность, и Феба услышала шум прилива и почувствовала запах моря. Ей не случалось бывать на морском берегу со времен далекого детства, с тех пор, как она перестала видеть.
— Нельзя ли остановиться здесь?
Тревельон остановил лошадь, спешился и Феба почувствовала его руки на своей талии.
— Пойдемте.
Она скользнула в его объятия, на минуту он задержал ее на весу, и она чувствовала тепло его жесткой и сильной груди. С моря дул ветерок, и она ощущала его запах: соленой воды, рыбы и неукротимой стихии.
— Здесь песок, — сказал Тревельон ей на ухо. — Может, хотите снять туфли и походить босиком?
— Да, было бы здорово, — прошептала Феба, не понимая, отчего не решается говорить громче и почему немного дрожит.
Тревельон подвел ее к валуну, и она села, чтобы сбросить туфли и снять чулки, потом приподняв юбки, осторожно потрогала песок пальцами. Здесь он был прохладным и сухим — должно быть, валун был в тени. Феба встала, придерживая юбки.
— Можно зайти в воду?
— Да, волны сегодня невысокие, — послышался его голос совсем рядом. — Хотите взять меня за руку?
— Нет. — Феба повернула голову в его сторону, надеясь, что он поймет. — Только скажите, куда идти, или идите рядом со мной.
— Лучше пойду рядом.
— Вы тоже босиком? — спросила она с любопытством.
Он держался скованно и, как всегда, официально, особенно с ней.
— Разумеется, — почему-то рассмеялся Джеймс. Развеселился, как мальчишка! — На пляже это обязательно. Идемте, нам туда.
Она и пошла, наслаждаясь ощущением песка под ступнями и ветра, который прибивал юбку к ногам. Они вышли на самый берег. Плеск волн стал громче — и Феба услышала также грозный рокот прибоя. Песок здесь был мокрый, теплый и мягкий. Странное ощущение, но какое же приятное!
А потом ее по ногам хлестнула волна, прохладная и внезапная, и от неожиданности Феба вскрикнула, на минуту встала как вкопанная, чувствуя, как вода омывает лодыжки, и тут же отступает, увлекая за собой песок, забившийся между пальцами.
Она сделала шаг вперед, вода накрыла ее ступни, пальцы погрузились в песок, внезапно сделавшийся текучим, а затем волна снова отступила, оставив ощущение холода и влаги.
Феба громко рассмеялась, задыхаясь от радости. Солнце грело спину, Тревельон был рядом. Она запрокинула голову, глубоко погрузив в песок пальцы босых ног. Волны ласкали, как прикосновение нежных рук, теплые, живые и почти родные, дарили ощущение вечности.
Должно быть, со стороны она могла показаться умалишенной, ну и пусть: ей было совершенно все равно.
И за все это время Тревельон не произнес ни слова: просто стоял рядом, на случай если ей понадобится помощь, — а Фебе казалось, что она могла бы воспарить над землей. Много лет она не знала такого ощущения свободы.
Тревельон наблюдал за встречей Фебы с морем: волны плескались у ее ног, и девушка смеялась, подняв юбки к самым коленям, а лицо — к солнцу. Жаль, он не может запечатлеть эту сцену на бумаге! Что ж, зато оно навеки останется в его памяти.
Где-то, в какой-то роковой момент он пересек мост, который за его спиной обратился в прах. Пути назад не было. Леди Феба Баттен теперь самое дорогое, что есть у него в жизни: дороже, чем семья, дороже, чем честь.
И дороже, чем свобода, если на то пошло. Он готов был на все — лишь бы доставить ей радость.
Осознание этого факта принесло своего рода облегчение. Разум его мог протестовать сколько угодно, приводя избитые доводы: что он слишком стар для нее, такой молодой, что они принадлежат к разным классам общества, — но какое все это имеет значение? Сердце одержало сокрушительную победу над разумом, совершив некий переворот со всем его существом. И с этим ничего не поделаешь. Он полюбил Фебу Баттен, окончательно и бесповоротно.
Девушка вдруг обернулась, словно услышала разговор, который он мысленно вел сам с собой.
— Тут на пляже есть ракушки?
— Иногда попадаются. — Нагнувшись, Тревельон поднял несколько небольших раковин и подошел к ней. — Дайте руку.
Она повиновалась, глядя в пустоту незрячими глазами, на губах ее играла слабая улыбка. Ветер разрумянил ей щеки, выдернул несколько прядей из прически, и Тревельон осознал, что не видел в жизни ничего прекраснее.
Он взял руку Фебы и положил раковины ей на ладонь, как подношение богине.
Бросив юбки, она принялась ощупывать раковины пальцами.
— Опишите мне их.
Он подставил ладонь под руку, державшую ракушки, и стал водить по ним ее любопытными пальчиками.
— Вот эта, — Джеймс коснулся ее указательным пальцем маленькой гладкой раковины, — темно-синяя снаружи и бледно-голубая внутри. Эта, — он направил ее палец на ребристую поверхность открытой раковины гребешка, — нежно-розовая.
Такого же оттенка, что и ее разрумянившиеся щеки, хотя вслух он этого не сказал.
Она подняла голову, словно взглянула ему в лицо. Ветер бросил ей выбившуюся прядь поперек сочного рта, и она улыбнулась — именно ему. Тревельону захотелось задержать эту улыбку, навеки сохранить в своем сердце, но вместо того он хрипло сказал:
— Бетти собрала нам корзинку для пикника.
Феба просияла.
— Вот и чудесно!
— Пойдемте.
Взяв за руку, свободную от ракушек, он повел ее вверх по пляжу, туда, где Риган щипала скудную травку, отстегнул от седла корзину и старое одеяло. Отыскав местечко, где песок был сухим, он расстелил одеяло, и Феба села, а потом воскликнула:
— Ой, я намочила юбки!
Он взглянул на мокрые
