Дебора Макгилливрей - В ее постели
– Я Лайонглен, – проговорила она, передразнивая Деймиана. Подбросив еще один брикет торфа в огонь, добавила: – Да, он Лайонглен. Глупец, глупец, глупец.
– Мужчины все такие.
Эйтин вздрогнула, стиснув амулет, висящий на груди, пытаясь успокоить заколотившееся сердце.
– Уна, когда-нибудь ты вот так появишься из воздуха и напугаешь меня до смерти. Я давным-давно послала за тобой.
Уна понимающе улыбнулась, подошла и приложила ладонь к груди Эйтин, чтобы послушать стук сердца.
– Ты взволнована.
– Взволнована? Это слишком слабо сказано. – Эйтин вскинула руки, не в силах найти выход из тупика. – Деймиан – внук Гилкриста. Он любит Тамлин…
– Но не в ее постели он был прошлой ночью, не так ли, девочка? – мудро заметила Уна.
Эйтин закрыла глаза, борясь со слезами.
– О да, он готов спать со мной. В темноте он может представлять, что это Тамлин. Ведь тогда ему не видно семь проклятых веснушек у меня на носу, напоминающих, что я – не она.
Уна протянула руку и убрала волосы с лица Эйтин.
– Только тебя одну беспокоят эти несчастные веснушки. Они побледнели…
– Побледнели? Да он сегодня сосчитал их и дотронулся до каждой. Эти проклятые пятна с таким же успехом могли быть бородавками. – Отчаяние было почти подавляющим. – Я выше, не такая фигуристая, и у моих волос этот ужасный рыжий оттенок.
– Ох, девочка, ты перевозбуждена из-за ребенка. Первые недели всегда плаксивые. Все кажется страшнее, чем есть на самом деле. Успокойся, милое дитя. Все уладится в следующие несколько недель. Потом сама будешь удивляться, и чего это ты так расстраивалась из-за веснушек.
Эйтин несколько мгновений смотрела на свою воспитательницу, на свою подругу, на женщину, которая была ей как мать, а потом расплакалась.
– О, дорогое дитя. – Уна обняла ее и стала покачивать, цокая языком. – Поплачь, это поможет облегчить душевную сумятицу. А потом утри слезы и посмотри в лицо жизни. Все не так плохо, как нам всегда кажется.
– Нет, все гораздо хуже. Уна… я боюсь, колдовство и зелье не помешают возвращению его воспоминаний.
Она почувствовала, как старая женщина вздохнула.
– Что до этого…
Эйтин вскинула голову.
– Что?
– Мое колдовство было сильным, девочка, зелье подействовало…
– Но что? Не играй со мной. Мне надо знать.
– Чары и зелье действуют до определенной степени. Можно было бы не беспокоиться, если бы он не вернулся в Лайонглен, не увидел тебя снова. Возможно, он вспоминал бы какие-то обрывки сна, не зная точно, что настоящее, а что – плод затуманенного вином воображения. – Уна вытащила из рукава носовой платок и промокнула глаза Эйтин.
– Но он вернулся, – высказала Эйтин свой страх. – Как много он со временем вспомнит?
– Трудно сказать.
– Не томи меня, Уна.
– Я не пытаюсь уклониться от ответа, просто не знаю, как много. У него будут сильными твои образы, твой запах, твой вкус. Его тело узнает твое. Обрывки воспоминаний будут возвращаться к нему, смущать, сбивать с толку. Он был только в комнате башни, поэтому остальная часть крепости не будет пробуждать его воспоминаний. Но то, что он был в твоей постели, ты сама, а возможно, и те моменты, когда он боролся с мальчишками и Эйнаром… – Она пожала плечами, – Что-то из этого может вернуться. Другое же никогда так и не придет, только ощущение чего-то знакомого.
– Уна, тот юноша, оруженосец Дракона, он сын Рейвенхока. Его мать обманула Деймиана, забеременела в надежде обменять ребенка на лучшую жизнь. Он уязвлен ее предательством. Разве ты не видишь, мой обман немногим отличается…
– Какой обман, принцесса? Боюсь, у тебя их слишком много.
Эйтин резко обернулась и увидела Сент-Джайлза, стоящего в дверях с холодным укором на лице.
Глава 14
На следующее утро солнце взошло над горами, окаймляющими Глен-Шейн, окрашивая небо сотнями оттенков розового и пурпурного. Эйтин устала. Казалось, она полжизни провела в седле. Мышцы одеревенели, она хотела есть и боялась, что желудок вот-вот взбунтуется. Требовалась вся сила воли, чтобы побороть рвотные позывы. Поэтому несмотря на захватывающую дух красоту весеннего рассвета, она не могла по достоинству оценить его великолепие.
Она просверлила испепеляющим взглядом спину Деймиана Сент-Джайлза, едущего рядом со своим кузеном во главе небольшой колонны всадников, и в своем теперешнем отвратительном настроении пожалела, что у нее нет камня. Не большого, конечно же, а просто такого размера, чтобы стукнуть Деймиана между лопаток и обратить на себя внимание. Возмущение и негодование все еще затмевали рассудок. Отрывисто приказав ей готовиться к поездке в Гленроа, надменный Сент-Джайлз полагал, что она со всех ног бросится исполнять его распоряжение без единого слова возражения.
О, она понимала желание Джулиана поскорее вернуться домой, к жене. Он скучал по Тамлин. Чего Эйтин не могла понять, так это необходимости своей поездки в Гленроа. Хуже того, Шеллоны не слишком-то утруждали себя объяснениями. Когда она стала возражать, Шеллон сказал, что возвращается в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним. Он не оставит их в Лайонглене. Конец разговора. Он позволит им вернуться, как только из Парвона прибудут вооруженные отряды Деймиана. Ему не нравится, что Лайонглен находится в центре жаркой борьбы за власть между кланом Брюсов и двумя самыми могущественными высокогорными кланами – Коминами и Кэмпбеллами. Что-то в визите Филана вызвало раздражение Шеллона. В результате он настоял, что Эйтин и Деймиан будут лучше защищены в Глен-Шейне. Ее желания и мысли в отношении происходящего в расчет не принимались, и это злило ее до чертиков. Ей и без того достаточно трудно привыкнуть к властным замашкам Рейвенхока, так теперь еще и Шеллон раздает приказы как сюзерен.
А еще она была расстроена предстоящей встречей с кузиной. Эйтин всегда любила Тамлин. Детьми они были близки как сестры, часто притворялись близнецами, как Ровена с Рейвен. Теперь эта близость подвергнется испытанию, поскольку Эйтин будет вынуждена видеть, как Деймиан смотрит на Тамлин, зная его истинные чувства к ней.
Разумеется, Эйтин не особенно суетилась с укладыванием вещей для поездки в Гленроа. Деймиан пребывал в решительном настроении и желал знать, о каком обмане она говорила с Уной. Поэтому когда лорд Шеллон вошел и объявил, что с рассветом отправляется в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним, Эйтин готова была расцеловать своего новоиспеченного кузена за такое своевременное спасение.
Деймиан не сказал ей ни слова с тех пор, как они тронулись в путь, и это, если сказать правду, вызывало одновременно чувство облегчения и раздражение. Желудок снова всколыхнулся, предупреждая об утренней тошноте. В данный момент она не слишком беспокоилась о том, чтобы скрыть это. Уна заверила ее, что мужчины не отличаются сообразительностью в том, что касается признаков беременности. Достаточно будет сослаться на долгую езду верхом.