Мэри Патни - Заморская невеста

Дрожа и хватая ртом воздух, Трот прильнула к Кайлу. Если бы не цепи, оба упали бы на пол. Сердце Кайла неистово колотилось, грудь высоко вздымалась.

Мысль о скорой смерти вонзилась в ее сердце, как острый нож. Трот крепче сжала объятия. Пока она рядом, Кайл в безопасности. Вместе они бессмертны, ибо их связывает не только телесная близость…

Он поцеловал ее в макушку.

– Спасибо тебе, милый друг, – пробормотал он. – Ты доставила мне наслаждение, о котором большинство мужчин не могут даже мечтать.

Трот решительно приказала себе успокоиться: нельзя, чтобы Кайл запомнил ее плачущей. Она медленно высвободилась, и каждое движение казалось ей маленькой смертью. Дрожащими руками она оправила одежду Кайла, потом оделась сама. Кайл с поразительным спокойствием наблюдал за ней. Он напоминал Трот ангела, закованного в цепи, непобежденного и немыслимо прекрасного.

В дальнем конце коридора с грохотом захлопнулась дверь.

– Как только ты доберешься до Англии, сразу отправляйся к моему брату Доминику, лорду Грэхему, в Шропшир, в поместье Уорфилд-парк, – торопливо произнес Кайл. – Ты все запомнила?

– Лорд Грэхем, Уорфилд-парк в Шропшире, – повторила Трот. – А он поверит, что я ваша жена?

– Ради меня поверит. А если нет… тогда спроси, помнит ли он, как побывал в тайном убежище католического священника в Дорнли. Тогда он все поймет.

– Что еще я должна передать?

– Скажи моему отцу и сестре, что я люблю их и прошу прощения за то, что причинил им столько горя. – На миг Кайл закрыл глаза. – Как бы я хотел обнять тебя! Но это невозможно. Ты не могла бы напоследок обнять меня еще раз?

Смаргивая слезы, Трот обняла Кайла, стараясь запомнить его запах, вкус его кожи, упругость мышц. Ей хотелось выкрикнуть, что она любит его, но она понимала, что от этого Кайлу будет только тяжелее. Он не должен знать, как велико ее горе.

В коридоре зазвучали шаги, быстро приближаясь. Трот нежно приложила ладонь к гениталиям Кайла, молясь о том, чтобы у нее появился ребенок.

– До свидания, мой господин. – Она поцеловала его в губы. – Клянусь, я исполню все ваши желания.

Он жадно прильнул губами к ее горячей щеке.

– Прощай, дорогая. Счастливого пути.

В замке повернулся ключ. Трот разжала объятия и надвинула шляпу на лоб, пряча раскрасневшееся лицо.

Дверь распахнулась, Трот вышла из камеры, не оглядываясь.

«Прощай, моя любовь…»

К рассвету Кайлом овладели усталость и странное спокойствие, подкрепленное смирением и воспоминаниями о Трот. Он стоял смирно, пока стражники снимали с него цепи, хотя его мышцы ныли от долгих часов, проведенных в неподвижности. Молча, он прошел по коридору, поднялся по лестнице и вышел во двор, где лучи восходящего солнца позолотили изогнутую крышу дворца градоначальника. Кайлу подумалось, что если уж умирать, то здесь, в прекрасной стране.

Солдаты выстроились в шеренгу лицом к стене дворца. Кайл усмехнулся: мысль о том, что от пуль в стене дворца By Чжона останутся выбоины, доставила ему мимолетную радость.

Сопровождаемый шестью стражниками, он зашагал по двору под барабанный бой. Гррум, гррум, гррум. Марш смерти.

Окруженный свитой By Чжон восседал на помосте в дальнем конце двора. Кайла поставили лицом к нему, старший стражник приказал:

– Котао!

При первой встрече Кайл охотно выразил уважение градоначальнику, но сейчас не желал кланяться. Подождав несколько секунд и увидев, что пленник неподвижен, стражник с силой толкнул его в спину между лопаток. Кайл, который ждал удара, резко обернулся и ударил локтем в шею китайца, и тот рухнул навзничь на плиты двора, хватая ртом воздух.

Остальные стражники бросились на Кайла, но By Чжон что-то отрывисто произнес, и они удержались от побоев. Офицер высокого ранга выхватил меч и направился к Кайлу. Лезвие блестело в лучах солнца.

Не обращая внимания на офицера с мечом, Кайл пересек двор и остановился у стены. Наследник рода Ренбурнов, он был пропитан высокомерием до мозга костей и теперь цеплялся за него, как за спасительную соломинку. By и его приближенные презирают его, но вряд ли скоро забудут.

Кайл повернулся лицом к палачам, радуясь, что в Китае не слышали об обычае завязывать глаза приговоренным к казни. Он пожалел бы, если бы в последние минуты ему не позволили полюбоваться миром.

Дюжина мушкетов с фитильными замками выглядели примитивно по европейским меркам, об оружии почти не заботились, но все-таки из него можно было убить человека. Дула казались громадными. Пуля, вылетевшая из любого из них, могла бы пробить в теле Кайла дыру величиной с кулак. Он мысленно помолился о том, чтобы смерть наступила сразу.

Лицо By Чжона дышало злорадством. Кайл опять посочувствовал жителям Фэнтана, вынужденным подчиняться этому жестокому человеку.

Кайлу не позволили произнести последнее слово, и в этом не было необходимости: никто из окружающих не понял бы его. А те, к кому он мог бы обратить эти слова, были, к счастью, в безопасности. «Счастливого пути, Трот, тебе понадобятся вся сила и ум. Будь счастлива в Англии».

По сигналу офицера солдаты вскинули мушкеты и прицелились. Их лица под остроконечными шлемами были бесстрастными.

By Чжон вскинул руку и отрывисто отдал приказ. «Господи, вверяю тебе мою душу…»

У стен ямыня собралась толпа, с нетерпением ждущая избавления Фэнтана от «заморского дьявола». Трот стояла в стороне, она была так напряжена, что казалось, ее кости треснут от любого обращенного к ней слова. Не может быть, чтобы в последний день By Чжон не осознал, какую ошибку совершает, убивая европейца. Он вправе отменить приговор.

За стенами хриплый голос скомандовал:

– Пли!

Звуки выстрелов громом разорвали утреннюю тишину, эхом отдаваясь от каменных стен. Темный дым поднялся в небо, Трот прикусила пальцы, сдерживая горестный крик.

Кайл Ренбурн, виконт Максвелл, ее господин, погиб.

27

– …И это случилось в те дни, когда император Август издал указ о всеобщем налоге…

Звучный голос викария наполнял маленькую каменную церковь. Трот закрыла глаза, впитывая знакомые слова. Ее отец всегда возвращался в Макао на праздники, чтобы побыть с родными, а в сочельник читал домашним истории о рождении Христа тем же торжественным голосом, что и уорфилдский викарий.

Сидя на семейной скамье между Домиником и его сестрой Люсией, Трот опять испытала чувство принадлежности к особому кругу людей, исчезнувшее после смерти отца. Живя в Кантоне, на Рождество она тайком читала отцовскую Библию, но это было совсем не то. Сегодня Трот вновь ощутила себя христианкой. Отец порадовался бы, увидев ее в эту минуту.