Хизер Гротхаус - Пробуждение любви
— Я вхожу! — предупредила она, давая ему — а скорее, себе — последний шанс.
В припадке отчаянного гнева Микаэла просунула кусок металла в щель между дверью и стеной и покрутила его, словно мешала в горшке с кашей. Толкнула.
Ничего.
Она снова подвигала тонкой металлической пластинкой, услышала обнадеживающий щелчок, но прежде, чем она попыталась снова толкнуть дверь, та неожиданно распахнулась, вырвав пластинку из ее руки и потянув Микаэ-лу через порог, где она упала к ногам Родерика Шербона.
— Кто вам это дал? — спросил он, подозрительно глядя на длинную полоску металла, лежавшую на полу. Ворча, Родерик поднял ее, неприязненно оглядел, затем снова бросил на пол, пробормотав: — Хью.
Микаэла поднялась на ноги и проскользнула мимо Родерика, чтобы тот не выпроводил ее из своей комнаты, но, похоже, у него не было желания избавиться от нее, поскольку он захлопнул за ней дверь.
— Что вам нужно, мисс Форчун? — проворчал он, со вздохом опускаясь в кресло. — Праздника? Чтобы мы все играли в шашки или катались на пони? Боюсь, я не составлю в этом конкуренцию ни мальчику, ни женщине.
— Я хочу узнать, почему вы так плохо обращаетесь с Лео.
Родерик повернул к ней голову с таким видом, словно она спросила, почему вода мокрая.
— Почему я… — начал Родерик.
— И… — перебила его Микаэла, — и почему я вам то нравлюсь, то вы отталкиваете меня.
Мгновение Родерик пристально смотрел на нее, затем отвернулся, пробормотав:
— Вы полоумная. Не понимаю, чего вы ждете от меня.
— Вы разрываете сердце Лео — он вас так любит! И все, чего он хочет от вас, — это немного вашего, времени и ласки. Он должен знать, что вы его любите!
— Разве я не обеспечил ему дом? Не нашел людей, которые заботятся о нем? Разве он не находится здесь в безопасности? Его что, плохо кормят? Его не бьют, не так ли?
— Он не щенок, милорд! Он маленький мальчик, чье сердце разбито, потому что его отец притворяется, будто его не существует на свете!
— В жизни есть более страшные вещи, — сказал Родерик.
— Вы обращаетесь с ним так потому, что точно так же с вами обращался Магнус, когда вы были маленьким?
Родерик выбрался из кресла, схватил свою трость, но вместо того, чтобы опереться на нее, принялся размахивать ею, словно дубинкой, шагая прихрамывая к Микаэле.
— Нет! Если бы отец только игнорировал мое существование! Но он буквально преследовал меня, унижал. Я не выдержал и отправился в то проклятое паломничество, которое почти стоило мне жизни.
Микаэла заставила себя стоять прямо и твердо, несмотря на дрожь в коленях.
— То, как вы поступаете, столь же плохо. — Голос ее дрогнул.
— Уверяю вас, это не так. — Теперь Родерик возвышался над ней, его капюшон был откинут назад, спутанные волосы лежали поверх плаща, глаза горели зеленым огнем. — К тому же я не тот, кого Лео может идеализировать. Я не могу научить его ездить верхом, сражаться, быть мужчиной. Вы это хотели услышать, мисс Форчун? Вы так же, как и Магнус, настаиваете на том, чтобы я признал мои недостатки?
— Я не ваш отец. И на мой взгляд, у вас нет недостатков. — Микаэла произнесла все это на одном дыхании. Он сам не знает о своих достоинствах. Глядя на него в этом свете, на его большое, могучее, нависающее над ней тело, словно он готовился поглотить ее, Микаэла хотела лишь одного — чтобы Родерик снова поцеловал ее, как это случилось у моря.
Поцеловал — и даже больше.
Его губы тронула насмешливая улыбка.
— Вы или дурочка, или же обманщица.
— Может быть, дура, но не обманщица. Почему вам так трудно признать, что я нахожу вас приятным мужчиной? Почему вы считаете, что вас нельзя любить?
— Вы слишком уж стараетесь, мисс Форчун. — Родерик фыркнул. — Когда мы поженимся, вы получите вашу долю денег. Так что нет нужды ухаживать за мной как за девицей.
— Я вовсе не ухаживаю за вами, вы, упрямец! — выкрикнула Микаэла и топнула ногой. — Но вы не умрете, если поухаживаете за мной!
— Вы зря теряете время, ожидая этого от меня.
— А как насчет Лео? — нажимала Микаэла, взяв его за плащ, поскольку он собрался отвернуться.
Родерик попытался стряхнуть ее руку, размахивая кулаком, в котором была зажата его трость.
— А что?
— Неужели вы не можете быть ласковее с ним? Разве вы можете не любить его? Если я. всего лишь средство для достижения ваших целей, если вы никогда не сможете полюбить меня, умоляю вас: разбейте это наследство ненависти, доставшееся вам от отца, Родерик! Лео — ваш сын!
Родерик метнул свою трость в очаг, где она разбилась, словно во взрыве, на тысячи осколков.
— Он не мой сын!
В комнате воцарилась тишина. Теперь он стоял спиной к ней, и у нее голова пошла кругом. Что он имел в виду? Почему он не признает Лео?
— Не понимаю, вы говорите, что…
— Я говорю… — Голос Родерика звучал так, как Ми-каэла никогда не слышала раньше: устало, печально, слом-ленно. — Я говорю, что Лео не мой ребенок. В нем нет моей крови. Он не мой сын.
— Но… — Микаэле захотелось присесть, но она не в силах была дойти до ближайшего кресла. — Все говорят… Сэр Хью…
— Все думают, что он мой сын, именно так и должно быть. Ради Лео, — объяснил Родерик. — Я познакомился с матерью Лео, когда впервые прибыл в Константинополь. Ее звали Аурелия. Она была шлюхой. Я переспал с ней.
От этого признания сердце Микаэлы вновь бешено забилось, что было непонятно ей самой, поскольку она знала, что Родерик должен был заниматься любовью с матерью Лео. Микаэла удивилась, ощутив укол ревности.
— Но настоящий отец Лео находился в том городе прежде, чем туда прибыл я. Знайте, что я встречал его, — он сражался в моей роте, хотя в то время я не знал его имени.
— Он их бросил? Ау… Аурелию и ребенка?
— Нет. Он не вернулся к Аурелии и не узнал о рождении Лео. Его убили в Гераклее, там погибло много людей. Выжили только Хью, я и горстка других, те, что способны были быстро двигаться.
— Но как тогда Лео оказался с вами и с Хью? И почему вы объявили сына другого человека своим собственным?
— Когда меня ранили… хирург не думал, что я выживу. Он не мог ничего сделать и только дал Хью наркотик, чтобы облегчить мои страдания. Хью отнес меня к Аурелии, и она спасла мне жизнь.
— А потом она отдала вам своего сына? — Микаэла услышала недоверие в собственном голосе.
— Аурелия горячо любила мальчика. Она и не думала, что когда-нибудь они расстанутся. Но у нее не было выбора.
— Почему?
— Она была при смерти. — Родерик наконец отвернулся от очага и снова упал в свое кресло, словно силы покинули его. — Когда Хью принес меня к ней, она уже угасала. Она подцепила какую-то разновидность лихорадки, и та распространилась… распространилась… — Родерик замолчал на минуту. — Однажды она расстегнула свой капот — когда увидела, что я буду жить, а она — нет. Ее… груди были черно-багровыми и распухшими. Белки глаз пожелтели. Она знала, что доживет лишь до того момента, как мы покинем Константинополь. И кто тогда будет заботиться о незаконнорожденном сыне проститутки? Никто. Аурелия прекрасно понимала это. Лео останется сиротой, выброшенным на улицу того города, станет добычей торговцев рабами. Когда я уезжал, она умолила меня взять его с собой и заботиться о нем как о собственном сыне. Это была плата за подаренную ею мне жизнь, и я с радостью согласился. То, как родился Лео, не было его виной. Он был младенцем, невинным младенцем. К тому же сыном одной из самых красивых и добрых женщин, каких я когда-либо встречал.
