Луиза Аллен - Соблазненная подлецом
Он достаточно хорош собой, ничто не заставит оттолкнуть его, когда он подойдет к ее постели. Казалось, он достаточно умен. Еще несколько минут назад ей не казалось важным то, что она не любит его и вряд ли когда-нибудь полюбит. Теперь же у нее кружилась голова от отчаяния, потому что она поняла, что такое любить человека и осознавать, что он никогда не будет твоим.
— Вы хорошо себя чувствуете, моя дорогая? — Брэдон наклонился к ней, когда фигура позволила им встать рядом друг с другом. — Вы несколько бледны.
— Здесь слишком жарко, — солгала она.
Ноги и руки онемели от холода.
— Мне кажется, после стольких лет в Индии вы могли бы привыкнуть к этому. — Он нахмурился. — Вы… Вам нездоровится?
— Нет, я не… — Она едва не ответила ему на незаданный вопрос. — Я покинула Индию несколько месяцев назад, милорд.
— Думаю, нам лучше присесть и подождать, пока танец закончится.
Он взял ее за руку, чтобы вывести из линии, но Эйврил воспротивилась. Она не хотела сидеть сложа руки, глядя на Люка и француженку, поглощенных друг другом.
Ей удалось закончить этот танец и следующий котильон, в котором ее кавалером стал застенчивый юноша, который едва мог облекать слова в приглашение. Эйврил исполняла сложные фигуры танца и размышляла о Люке.
Даже если он узнает, что она любит его, все равно не женится на ней. Он твердо изложил свои требования к невесте. Она должна быть француженкой. Эйврил даже в разговорном французском была слаба. Она должна быть аристократкой. Дед Эйврил был обычным лавочником. Не существовало ничего, кроме физического влечения. И немаловажно то, что, занявшись с ней любовью в полной мере, он потерял бы к ней всякий интерес. Да и она не могла похвастать опытом в искусстве любви. Как долго Люк сохранил бы свое влечение к ней, согласись она стать его любовницей? Неделю, месяц?
Скромный господин Маккормак подвел ее обратно к леди Кингсбери и пробормотал слова благодарности. Музыканты закончили играть, чтобы настроить инструменты, шум разговоров усилился. В любой момент Люк может подойти, чтобы потребовать свой танец, и она не имела ни малейшего представления о том, о чем говорить с ним, если она вообще сможет говорить.
Она настолько потерялась в этих болезненных размышлениях, что, когда он появился перед ней, затаила дыхание.
— Я снова испугал вас, мисс Хейдон? Прошу простить меня.
Люк стоял перед ней, элегантный и ухоженный, за тысячу миль отстоящий от тех пиратов, которые вытащили ее обнаженное тело на берег острова Святой Елены. Но тот «кэп» остался там, на острове.
— Я на мгновение отвлеклась, граф.
Эйврил поднялась, стараясь не споткнуться и заклиная себя выглядеть достойно. «Я просто стою, мои руки — это просто руки, моя спина прямая, плечи опущены. Голова. Веер и ридикюль. Подбородок вверх. Улыбка. Положить руку на его…»
Она думала, что прекрасно справляется, пока они не заняли свои места для кадрили.
— Что случилось, Эйврил?
— Головная боль, и только.
Ее улыбка стала ярче.
— У вас болит голова не больше, чем у меня. Это мысли причиняют тебе боль?
— Возможно, — призналась она. — Не так просто, как я думала, совершить путешествие и научиться жить с незнакомыми людьми в экстремальных условиях.
— Как вам кажется, Брэдон смягчился с момента знакомства?
— Он не тот человек, который легко выражает свои чувства.
Эйврил осторожно подбирала слова.
— Если только они у него есть, — парировал Люк.
В дальнем углу зала случился небольшой конфуз.
Некая молодая дама упала в обморок. Часть танцующих расслабилась и принялась негромко беседовать, пока вокруг суетились наставницы других молодых девушек.
— Его поведение свидетельствует о том, что он по-прежнему не верит мне. Но он знает обо мне так же мало, как и я о нем.
— Дело не только в доверии, — нахмурился Люк. — Ему присуща сухая практичность, которая мне не нравится. Кажется, ему нет дела, сказали вы правду или нет. Важны только последствия, если вы солгали. Я мог бы понять его, если бы он отказался жениться, решив, что вы скомпрометированы, но ведь он просто собака на сене.
— Я думаю, кто угодно обеспокоился бы последствиями на его месте. Вы бы волновались, если бы речь шла о той очаровательной молодой леди в морском платье?
Он посмотрел через всю комнату:
— Мадемуазель де ля Фале? Возможно, я бы волновался.
«Разумеется, ты бы волновался».
— Вы уже сделали свой выбор?
— Возможно, — снова сказал он. — Она очень милая, очень хорошо воспитана. Ее мать — дальняя родственница моего отца, а поместья ее отца тоже находятся в Нормандии.
— Превосходно.
Все то, о чем они говорили прежде, оказалось правдой. Ее сердце остановилось, и она почувствовала тошнотворную боль в груди, будто в ней с треском раскололись кости.
— Время покажет. Я не знаю, есть ли глубина, одухотворенность в ее элегантных маленьких хитростях, и она не знает меня вовсе. А ее отец с подозрением относится к военно-морскому капитану-полукровке. Он тоже хочет вернуться во Францию, чтобы через суд восстановить себя в прежних правах и положении. Ему следует с осторожностью выбирать себе зятя. Достаточно ли я для него француз? Где моя лояльность обманчива? Могу ли я быть таким же опасным конституционалистом, как мой отец? Вот о чем он думает.
— Думаете ли вы сами об этом? Вы говорите сейчас как истинный француз, — произнесла Эйврил.
Ее губы онемели, но она продолжала улыбаться.
— Серьезно?
Голос Люка звучал мрачно.
Он буркнул что-то себе под нос, и она напрягла внимание, чтобы услышать его, но в этот момент заиграл оркестр, и пары заняли свои позиции. «Если бы я только знал, кто я». Неужели он мог так сказать? Сейчас он казался таким уверенным в себе, в своем желании вернуться во Францию.
— О да. Интонация изменилась, в ней появился легкий и очень привлекательный акцент, — добавила она, проверяя в такой мелочи свое самообладание.
— А вы, — сказал Люк, взяв ее за руку и сойдясь с ней лицом к лицу с первыми движениями танца, мрачное настроение, казалось, оставило его так же легко, как и посетило, — вы еще более прекрасны, чем на моем необитаемом острове, ma sirene.
Она перевела — «моя русалка».
— Вы не должны флиртовать со мной, пока ухаживаете за мадемуазель де ля Фале.
И все, что было между ними, — лишь флирт. Такой легкий для него, такой трудный для нее. Возможно, разница в том, что ее чувства были затронуты, его же — нет.
— Я не знаю, как флиртовать с вами, Эйврил, — сказал он, и танец разлучил их, чтобы образовать из всех танцующих широкий круг. Когда они вернулись друг к другу, он хмурился. — Кажется, только с вами я могу говорить правду.