Пташка - Ксения Скворцова
Тут Кузнец очнулся от своих мыслей и посмотрел на девочку, запоздало испугавшись, что его прямодушные размышления могли обидеть её.
— Твердята, моя кормилица, хотела забрать меня к себе, но кому нужен лишний рот у печи, — не по возрасту рассудительно сказала Гнеда, — и потом, Домомысл не желал отдавать меня. Он говорит, что просто так ничего не бывает, значит, ему свыше суждено вырастить меня. Я и сама бы не рассталась с ним ни за что на свете. Лучше Домомысла никого нет.
Девочка замолчала и опустила голову, по-стариковски сложив худенькие ручки на коленях. Катбад улыбнулся и погладил её по голове.
— Значит, ты совсем ничего не знаешь о своих родителях?
— Домомысл говорил, — начала Гнеда, и её голос зазвучал напевно и отдалённо, и стало понятно, что она не раз заставляла своего опекуна повторять этот рассказ, затвердив его наизусть, — что это произошло в самую тёмную и холодную из осенних ночей. Бушевала гроза, лил дождь, ветер гнул деревья, и никто в деревне не отваживался высунуться за порог. Домомысл развешивал заготовленные травы и не сразу понял, что звук снизу — стук в дверь. Он сразу почувствовал волнение, ведь в столь поздний час и непогоду едва ли стоит ждать обычных гостей.
Отсутствующий взгляд Гнеды устремился вперёд, словно она пыталась увидеть сквозь года события той судьбоносной для неё ночи.
— Когда второпях он спустился по лестнице, стучать уже перестали. Открыв дверь, Домомысл заметил на пороге свёрток. Оглядевшись по сторонам, он не смог никого увидеть. Так он нашёл меня... Наутро Домомысл обежал всю деревню в поисках помощи и моих возможных родителей, но ни у кого не пропадали младенцы. Меня принёс в Переброды кто-то чужой, пришедший к нам по Дороге…
Девочка вздохнула, а уголки её рта печально опустились вниз.
— Твой рассказ и вправду грустный, — посочувствовал Катбад, положив свою большую ладонь ей на плечо. Он легонько сжал его, ободряюще улыбнувшись. – Не кручинься о том, что мелят глупые мальчишки. Возможно, когда-нибудь ты найдёшь своих родителей или узнаешь, кем они были и что их заставило так поступить.
Гнеда вскинула на него глаза, в которых сверкнула надежда.
— У меня есть кое-что, что поможет мне разыскать их, — тихо произнесла она и, засунув руку за пазуху, бережно вынула небольшой предмет, висящий на верёвочке у неё на шее. – Это всё, что было при мне, когда Домомысл нашёл меня.
Взору Кузнеца предстал крошечный серебристый жёлудь с золочёной шапочкой. Украшение было сработано так тонко и искусно, что Катбад невольно ахнул.
— Домомысл сказал, чтобы я никому не показывала его, — прошептала Гнеда.
— Тогда тебе стоит послушаться своего воспитателя, — строго ответил Катбад, с трудом отводя взор от подвески. — Мне известно немного умельцев, способных изготовить такую вещицу. Уж поверь, я знаю, о чём говорю.
Девочка торопливо спрятала украшение и виновато посмотрела на Кузнеца.
— Ты хороший. Ты не обидишь меня, — еле слышно проговорила она.
Катбад смягчился, но ответил без тени улыбки:
— Не все обиды могут быть нанесены намеренно. Твой опекун считает, что эту вещь следует укрывать от чужих глаз, пусть так оно и будет. Кстати, говоря об обидах. Не пора ли нам выступать? Негоже заставлять себя ждать.
Кузнец лукаво улыбнулся и встал, протягивая Гнеде руку. Вздохнув, она вложила свою ладошку в его мягкую теплую ладонь. Вместе они не спеша вышли из дома и отправились к реке. Ещё не дойдя до моста, Гнеда увидела на противоположном берегу ораву деревенских мальчишек, которые уже поджидали её, вольготно рассевшись на траве. Сердце девочки ушло в пятки, и она с тревогой посмотрела снизу вверх на своего спутника.
— Ничего не бойся, — улыбнулся Катбад и сильнее сжал её руку, — они тебя больше пальцем не тронут, обещаю.
Заприметив девочку и Кузнеца, который рядом с маленькой Гнедой казался ещё выше и страшнее, мальчишки повскакивали с мест и начали беспокойно переглядываться. Их взоры метались по Гнеде и Кузнецу и возвращались к Завиду, храбрость которого заметно пошатнулась. Было похоже, что лишь остатки гордости удерживали его от позорного бегства.
Тем временем девочка и Кузнец неторопливо перешли мост. Мальчишки сгрудились за своим предводителем, готовые в любой миг бежать.
— Так, говоришь, эти обалдуи тебя хаяли? – спросил Катбад и обвёл ватагу прищуренным глазом. – Ну, кто тут самый лихой? – обратился он к оробевшим ребятам.
Среди них раздались несмелые бормотания:
— Да мы ничего...
— Мы её не трогали, господин Кузнец …
— Вот что! – громко прикрикнул Катбад. – Если ещё раз обидите Гнеду, если хоть одну слезинку она прольёт из-за вас, пеняйте на себя. Одно её слово, и я буду здесь. Найду вас хоть из-под земли, и тогда пощады не ждите!
Голос Кузнеца был таким строгим и страшным, что Гнеда невольно сжалась. Пожалуй, никто бы не хотел навлечь на себя гнев этого человека.
— Уразумели? – гаркнул он на них.
— Уразумели, господин Кузнец! – дружно ответили мальчишки.
— Так и зарубите себе на носу! А сейчас, чтобы духу вашего здесь не было!
Казалось, только этого и ждали перебродские драчуны. Они мгновенно развернулись и что было мочи помчались в деревню.
С тех пор Гнеду перестали обижать, и даже взрослые жители Перебродов посматривали на девочку по-другому. Всё-таки иметь в друзьях Кузнеца чего-то да стоит. И теперь, когда Гнеда боялась так, как никогда прежде, она со всех ног летела по знакомой тропинке в сторону Черноречья.
4. Побег.
Не удосуживаясь дойти до калитки, девушка перемахнула через низкий забор, оставив Грома, огромного пса Катбада, в полном недоумении. Сломя голову, она пронеслась прямо на задний двор, где и нашла Кузнеца перебирающим сданную в починку деревенскую утварь.
— Катбад! — закричала Гнеда, кидаясь ошарашенному Кузнецу на шею, так что он едва успел отбросить косу, которую держал в руке.
— Ты что, шальная! — с неодобрительным удивлением воскликнул он.
— Там, в Веже… — задохнулась Гнеда.
— Да что стряслось? — сердито спросил Катбад, отстраняя от себя девушку и заглядывая ей в глаза. — Обидел тебя кто?
Гнеда нетерпеливо вывернулась из рук Кузнеца, сжимающих её плечи.
— Два
