Елена Арсеньева - Последнее танго в Одессе (Вера Холодная)
Умный человек сказал в былые времена: кого боги хотят погубить, того они лишают разума!
* * *Кинематограф. Три скамейки.Сентиментальная горячка.Аристократка и богачкаВ сетях соперницы-злодейки.
…И в исступленье, как гитана,Она заламывает руки.Разлука. Бешеные звукиЗатравленного фортепьяно.
…И по каштановой аллееЧудовищный мотор несется.Стрекочет лента, сердце бьетсяТревожнее и веселее…
Гениально описал все это Мандельштам! Случайная музыка случайного тапера, незамысловатый сюжет, угар чувств, сумасшедший ажиотаж, чуть ли не массовый психоз… Вот уж правда – сентиментальная горячка! Пустенькое развлечение полонило миллионы людей куда быстрей, чем, наверное, даже мечтать могли его создатели – братья Люмьеры. Да и не ставили они перед собой такой задачи: снимать игровое кино. Они были документалисты. Однако их последователи пошли далеко – дальше некуда, когда предложили человечеству великолепный заменитель театра, музыки и литературы в одном флаконе. «Кинематограф – забвение», – не без тоски изрек Александр Блок. Забвение реальных бед – правда. Но не это ли дают алкоголь и наркотик? Великий Немой оказался величайшим наркотиком в мире, причем эту «инъекцию» для ума и сердца можно было повторять бесчисленное количество раз – покуда хватало денег на билеты.
Первые фильмы привозили в Россию из-за границы, однако очень скоро появилось и русское игровое и документальное кино. Все начиналось сначала, некому было подсказать, как нужно, как должно быть, первые кинематографисты учились на ошибках – своих и чужих. Никому и в голову не приходило взять да и написать сценарий оригинальной фильмы, как писались пьесы, – просто-напросто составляли некое либретто классического произведения или известной песни, популярного романса. Одной из первых русских кинокартин стала «Понизовская вольница», которая сводилась, собственно говоря, к тому, как Стенька Разин, обеспокоенный, что его черти приуныли, мощным взмахом поднимает красавицу-княжну – и…
И далее по тексту.
Спустя некоторое время в киноателье «Тимана и Рейнгарда» начали снимать «Русскую золотую серию»: первую экранизацию классики. Впрочем, экранизация – это слишком громко сказано. Скорее, это был набор иллюстраций на темы «Грозы», «Бесприданницы», «Обрыва», «Преступления и наказания» и прочих произведений с участием самых популярных театральных артистов и даже певцов. Среди них были Екатерина Рощина-Инсарова, Вера Пашенная, Петр Оленев и другие (не удержался от съемок даже Федор Иванович Шаляпин!). Актеры воспринимали синематограф как разновидность рекламы: никогда не вредно напомнить о себе зрителю.
Увы! Уже тогда, на заре синема́, стало ясно: даже блистательный театральный актер может провально смотреться на экране. Новой музе требовались новые служители.
Они уже появились на Западе: Аста Нильсен, сестры Гиш, Рудольфо Валентино… И вот-вот должны были они появиться и в России!
В 1914 году началась мировая война. Однако если кто-то думал, что людям станет не до развлечений, то он сильно ошибался.
Как-то раз помощник Владимира Гардина, ведущего режиссера «Тимана и Рейнгарда», посмотрел в окно и, поправив пенсне, сказал:
– Мать честная… какая потрясающая красавица переходит дорогу! Держу пари, она идет к нам и хочет, чтобы мы ей дали роль.
Гардин хмыкнул. Держать пари в этой ситуации мог только полный дурак. Все красавицы, которые с некоторых пор появлялись на Тверской-Ямской близ Александровского вокзала, держали путь именно в киноателье и мечтали получить роль, чтобы сняться в очередной фильме. Беда только, что практически все уходили обратно несолоно хлебавши.
– Блондинка или брюнетка? – спросил Гардин от нечего делать.
– Брюнетка, – ответил помощник. – Да какая!..
Женщина вошла в кабинет, и Гардин даже присвистнул – она и в самом деле оказалась редкостной красавицей. И имя у нее было весьма подходящее для звезды экрана – Вера Холодная. Даже псевдоним придумывать не надо. Гардин не устоял перед магией ее поразительных глаз и восхитительного имени и дал ей крошечную роль итальянки-горничной в «Анне Карениной». Строго говоря, такой роли сначала не предусматривалось, но уж больно хороша оказалась эта Вера Холодная.
– Боже, какая красавица! – сказал Тиман (один из двух китов, на которых держалось киноателье), посмотрев пробу. – Но она никакая не актриса. Только и умеет, что глазами водить из стороны в сторону. Не спорю, она делает это хорошо. Однако нам нужны не красавицы, а актрисы! Пусть убирается.
– Милая деточка, – передал добродушный Гардин неудачливой дебютантке смягченный вариант мнения дирекции, – с вашими глазками вы станете кем угодно, только не киноактрисой. А впрочем, можете попытать счастья у Ханжонкова. Видите ли, Тиману нужны актрисы, а Бауэру нужны красавицы… Так что желаю удачи!
И обворожительная молодая дама со звучной и вполне кинематографической фамилией отправилась в поисках удачи к Евгению Францевичу Бауэру, ведущему режиссеру киноателье «Ханжонков и К°», самой преуспевающей русской кинофабрики.
Гардин очень точно определил сущность этого режиссера: Бауэр был поклонник красоты и сущий эстет. Он всю жизнь работал художником-декоратором, что не могло не наложить отпечаток на его творчество. Бауэр воспринимал актера прежде всего как великолепно одетый манекен, движущийся в созданных им несусветно красивых декорациях, среди тщательно отмеренных полутеней и до микрона выверенных лучей света. Красота актера должна была гармонировать с красиво выстроенным кадром и ценилась Бауэром выше игры. Обиженные театральные артисты злословили: Бауэр-де любит вещи больше, чем людей! Так оно и было – он четко сформулировал свое творческое кредо: «Сперва красота, а уж потом правда».
Ну и что тут плохого? Ведь именно такой режиссер и нужен был Вере Холодной, которая, увы, и в самом деле ничего не умела, кроме как «водить глазами из стороны в сторону». Но делала она это не просто хорошо, а так, что сердце замирало: красиво-прекрасиво…
После первой же пробы к фильму «Песнь торжествующей любви» (по мотивам рассказа Тургенева) с Верой Холодной был подписан договор. Она еще не вполне осознавала, что появилась в киноателье как раз в то время, когда Бауэр уже отчаялся найти приму для новой фильмы. И вот она сама пришла к нему, точно с неба упала. Бауэр был не меньше поражен удачей, чем новая актриса!
Вера в полуобморочном состоянии побрела домой. Как же так?! Как же это могло произойти? Причем после двух неудачных попыток (еще до того, как побывать у Гардина, она пробовалась на кинофабрике «В.Г. Талдыкин и К°», но и там дело кончилось ничем). Вообще-то и пошла она в киноателье только потому, что ей было нечем заняться и было отчаянно тоскливо без мужа, который добровольцем ушел на фронт. Да и денег не хватало, а в кино, как говорят, недурно платят. Она даже не слишком удивилась, когда ее отшили у Талдыкина и Тимана, и вдруг…
