Зия Самади - Избранное. Том 1
— Я слышал такое выражение, — перебил его Шэн Шицай. — В Турфане — виноград, в Хами — дыни, в Кучаре — женщины, в Или — кони…
— Очень кстати сказано, — подхватил министр. — В самом деле, и земля в Синьцзяне, и все, что там растет, и люди хороши.
Вслед за ним все начали превозносить Синьцзян. Здесь были торговцы, крупные чиновники, фабриканты, известные дельцы, — словом, те, кто так или иначе в своей деятельности связан с Синьцзяном. И хотя министр давно уже вернулся к более занимательному для него предмету — очаровательным барышням, — гости продолжали увлеченно спорить о Синьцзяне, где нет сейчас полновластного хозяина. Именно поэтому предприимчивые люди должны овладеть им, а иностранного вмешательства в дела Синьцзяна допускать ни в коем случае нельзя; лучше всего переселить туда миллионы китайцев и этим закрепить край в своих руках…
Были среди гостей и такие, которые, украдкой оглядываясь на господина министра, весело смеявшегося в окружении красавиц, полушепотом возражали против крайних мер вроде массового переселения в Синьцзян китайцев, потому что подобные шаги, по их мнению, вызовут возмущение народа и другие нежелательные последствия.
Один лишь Шэн Шицай не принимал участия в оживленной беседе. Сидя в одиночестве и наслаждаясь ароматным чаем, он незаметно наблюдал за спорившими. Сказывались при этом не только прирожденные его черты — замкнутость, молчаливость, — но и некоторые выпестованные качества. Окончив военную академию в Японии, Шэн Шицай три года служил в гарнизоне Мукдена и использовался политическими кругами как весьма толковый осведомитель. Его стали ценить, обратили внимание на ум, на способность быстро и правильно улавливать скрытые намерения собеседника, на осторожность (к нему как нельзя лучше подходила пословица «Семь раз отмерь, один раз отрежь»), на умение почти безошибочно ориентироваться в настроениях окружающих. В результате Шэн Шицай быстро продвинулся по служебной лестнице и достиг должности советника при провинциальном военном штабе. У него выработалась привычка наблюдать, замечать все вокруг. Потому и сидел он, демонстрируя свое будто бы безучастное отношение к беседе, а на самом деле брал на заметку особенно разболтавшихся, запоминал все, чтобы при случае использовать полученные сведения. Но от этого занятия ему пришлось оторваться, ибо он первым заметил, как по залу засеменил куда-то в сторону министр, покачиваясь на нетвердых ногах. Шэн вскочил с места, подбежал, поддержал за локоть, участливо спросил:
— Господин министр, вам плохо?
Следом подскочил Чжан, засуетился, затараторил:
— Сейчас-сейчас, сейчас я все устрою, я сам провожу вас, — и вместе с Юнусом повел министра к выходу из зала, а потом по длинному коридору к туалету.
Им пришлось порядком подождать, пока министру стало лучше. Когда он наконец появился, управляющий, осмотревшись, заискивающе предложил:
— Для господина министра Ю-шангун… как бы это сказать… Если вам не трудно… пойдемте с нами…
Тот, по-видимому, понял, что его ждет нечто приятное.
— Веди! — бросил он.
Втроем, они вошли в люкс номер 1417 на четырнадцатом этаже. Убранство здесь было отнюдь не гостиничное, обстановка напоминала комнаты уйгурских баев в Восточном Туркестане. Министру показалось, что он попал на выставку: нежно сотканные ковры на стенах, красивые атласные одеяла и подушки на кроватях, укрытые шкурами леопарда и белого медведя диваны, на стенах полотенца с вытканными на них силуэтами обнаженных женщин, серебряный самовар на низеньком столике, рядом серебряный поднос, а на нем позолоченный чайник с чашками, на другом столе большое медное блюдо со слитками серебра и золота, тут же вышитые золотом тюбетейки, четыре темные, как ночь, чернобурки и пара золотых колец с бриллиантами…
Министр ясно понял, что все это значит, но не подал и виду — он вопросительно и даже гневно уставился на Чжана. Тот, конечно, отлично зная все формы взяточничества, выработанные изощренными умами китайских чиновников, притворился смертельно напуганным, со страхом пролепетал:
— Ваши подданные… одним словом, ваш почитатель Ю-шангун привез скромные подарки из Синьцзяна. Он сочтет за честь, если вы их примете…
Колени Чжана привычно согнулись. Министр сморщил лоб, помолчал и, словно родитель, простивший проступок своих детей, проговорил:
— Ну, если подарок…
— Благодарю, отец родной! — Юнус припал к руке министра, в нос ему ударил запах опиума. — Если бы вы переночевали здесь, — Юнус встал на колени, — я посчитал бы, что вы были гостем у меня дома, в Синьцзяне…
— Конечно, конечно, господин министр не оставит без внимания вашу просьбу. — Управляющий незаметным для Юнуса движением глаз и бровей дал министру понять, что в комнате приготовлены на ночь и другие наслаждения.
Министр милостиво согласился.
Через час в номере появилась Ян-шожа, разодетая в дорогие уйгурские наряды. Спустя немного комната окуталась дымом опиумной трубки, которую набили нежные руки…
2— А вы очень стеснительны, Заман-шангун, — Чжан похлопал по плечу сидевшего в задумчивости Замана. — Я специально для вас оставил особенное вино — изумительного аромата. Пойдемте, поднимем рюмки, как старший брат с младшим.
— Спасибо, господин Чжан. Я не пью вина.
— Побывать в Гоцзифаньдяне и не выпить — это все равно что побывать в раю и не попробовать нектара из рук ангелов… хе-хе-хе!
— Во-первых, я не байвачча, а нанятый работник, во-вторых, прошу не толкать меня на пьянство.
— Э, вы еще совсем ребенок! Не упускайте счастья, когда оно в ваших руках, поняли? Ю-шангун только на вид строгий, а на самом деле щедрый… добрый…
Эта хитрая уловка вызвала улыбку Замана. Несмотря на свои семнадцать-восемнадцать лет, он был по-взрослому серьезен. Отца лишился еще в пятнадцать, и тогда на его попечении оказалось трое — мать и брат с сестренкой. Семья испытывала острую нужду, пришлось наняться в секретари к Юнусу. Два с лишним года носит Заман бремя забот о семье, но это не помешало ему продолжать пополнять свои знания, самостоятельно изучать русский язык. Сейчас он был недоволен собой за то, что не успел толком ознакомиться с Шанхаем, его улицами, ибо свободное от поручений Юнуса время проводил на берегу моря, в книжных магазинах или кинотеатрах. Исполнив все свои дела, связанные с банкетом, он уединился у себя в номере, читал книгу. Тут-то и пристал к нему управляющий, которому хотелось угостить Замана крепким вином и лишь после этого начинать расчеты по банкету. Чжан усиленно обхаживал молодого секретаря.