Кэтрин Куксон - Жизнь, как морской прилив
Теперь они читали заключительную молитву, все, встав на колени. Кроме миссис Мак-Гиллби, чья голова была наклонена вперед, а подбородок упирался в грудь.
— О Боже, дай здоровья, если такова Твоя воля, нашей сестре, прикованной к постели, но если Твоя воля не будет таковой, то мы воспримем ее страдания как искупление грехов других людей, и чем сильнее будет ее боль, тем большее прощение Ты ниспошлешь нам, несчастным созданиям, живущим на этой грешной земле. Прими благосклонно наши сегодняшние молитвы, о Боже, и доведи нас во здравии до зари нового дня, который мы постараемся провести в восхвалении Тебя. Прославлен будь, Боже. Аминь.
— Аминь.
— Аминь. Аминь. Аминь.
Затем посетители молча один за другим пожали руку миссис Мак-Гиллби, а та, не улыбаясь, кивала каждому из них. Потом они спустились вниз, возглавляемые мистером Мак-Гиллби, который встал у парадной двери и пожимал руку каждому из них, благодаря за то, что они были так добры и пришли помолиться вместе с его женой, что он проделывал каждый воскресный вечер.
Но, когда дверь за ними закрылась, Эмили заметила, как она замечала каждый воскресный вечер, что мистер Мак-Гиллби глубоко вздохнул, как будто радовался, что все наконец-то закончилось. Сегодняшний вечер не был исключением, только его вздох казался более глубоким, и все его тело, казалось, обмякло; но, возможно, причиной всему была жара, которая действовала на всех. Сеп Мак-Гиллби подошел к столу, который Эмили накрывала скатертью, готовясь подать ему ужин, и сказал:
— У меня не было времени спросить тебя, как прошел день, но надеюсь, что ты хорошо провела его?
Она немного помолчала, прежде чем ответить:
— Да, но я не ходила в парк, я водила сестру на песчаный берег.
— Ну, это прекрасно. Там, наверное, было прохладно, ей должно было понравиться. Как ее кашель? Ей лучше?
— Да почти так же, мистер Мак-Гиллби, спасибо.
— У тебя усталый вид, девочка, оставь все. Иди сделай хозяйке питье и отнеси ей. А я позабочусь о себе.
— О нет, нет, мистер Мак-Гиллби, хозяйке это не понравится.
Он оперся руками о край стола и наклонился к ней и тихо сказал :
— Что не видит глаз, о том сердце не болит.
— Да, мистер Мак-Гиллби! — Девушка прикусила губу, затем широко ему улыбнулась. Он так же широко улыбнулся в ответ и сказал:
— Теперь иди и хорошенько отдохни.
— Спасибо, мистер Мак-Гиллби, ну, я действительно очень устала. И... и можно, я скажу вам кое-что?
— Все, что хочешь, девочка.
— Я высказала сегодня все той женщине, Элис Бротон. Она побила нашу Люси, и я сказала ей, что обращусь в полицию.
— Очень хорошо, девочка, молодец.
— А знаете, что еще? — Теперь она наклонилась к нему. — Я урезала ей плату.
— Не может быть!
— Да. Я дала ей только шиллинг.
— А знаешь кое-что еще, девочка?
— Нет, мистер Мак-Гиллби.
— Ты дала на целый шиллинг больше. Ты не должна ни за что там платить, твой отец обеспечил их; ты сказала, что он оставил им свое уведомление о половинном жалованье.
— Да, я знаю, но, если я не буду ей ничего давать, она выместит свое недовольство на нашей Люси.
— Да, возможно, будет именно так.
Они посмотрели друг на друга, но теперь серьезно, потом он сказал:
— Ладно, в любом случае я рад, что ты смогла постоять за себя, это хорошее начало. Теперь иди. Спокойной тебе ночи.
— Спокойной ночи, мистер Мак-Гиллби.
Когда он вышел в гостиную, девушка взяла чайник с полки в камине и пошла в моечную. Там, наполнив чашку горячей водой, она положила в нее две полные чайные ложки какао и немного сгущенного молока; затем, поставив чашку на деревянный поднос, на который она постелила вышитую салфетку, Эмили понесла его наверх в спальню.
Нэнси Мак-Гиллби лежала, откинувшись на подушки, закрыв глаза; ее лицо было очень бледным.
Эмили, приблизившись на цыпочках к кровати, тихо сказала:
— Ваше какао, миссис Мак-Гиллби.
Миссис Мак-Гиллби открыла глаза и внимательно посмотрела на Эмили, потом сказала:
— Грех омерзителен Господу, и не обязательно использовать язык или руки, чтобы грешить, можно сделать это одними глазами.
Хозяйка и горничная смотрели друг на друга; потом Эмили сказала:
— Да, миссис Мак-Гиллби.
— Те, кто жаждет плоти, должны умереть от плоти.
Они снова посмотрели друг на друга, и снова Эмили сказала:
— Да, миссис Мак-Гиллби.
— Поставь поднос.
Эмили поставила поднос на боковой столик, потом она увидела, как миссис Мак-Гиллби положила руку на левую сторону груди. Хозяйка больше ничего не сказала и отпустила Эмили легким движением другой руки.
Девушка вышла, прошла через узкую площадку и вошла в свою комнату. Только что пробило девять часов, и сумерки начали сгущаться. Ей бы очень хотелось, чтобы миссис Мак-Гиллби не цитировала постоянно Библию. Она всегда произносила это так странно, что Эмили не понимала ее. Но это все ерунда, ведь миссис Мак-Гиллби была хорошей, доброй и заботливой. И, ох, она так устала. Как было бы хорошо, если бы она могла пролежать в постели всю ночь и весь день! О, прекрасно!
Эмили наполовину разделась, сидя на краю кровати, а когда она через несколько минут натянула ночную рубашку и легла, то уснула быстрее, чем можно было слово молвить.
Ей снился Сэмми Блэкет, живший в верхней части Кредор-стрит. Они ходили в одну и ту же школу, но он оставил учебу намного раньше ее, чтобы занять завидный пост ученика на верфи Палмера в Джарроу. Дважды он поджидал ее в конце их улицы и провожал домой в воскресный вечер, и все время он говорил о верфи и судне, которое он делал. Можно было подумать, что Сэмми делал его сам и что это была какая-то разновидность военного судна. Он сказал, что когда закончит обучение, то будет получать двадцать пять шиллингов в неделю. Она не поверила ему; никто не зарабатывал двадцать пять шиллингов в неделю, кроме, возможно, мистера Мак-Гиллби. Ведь он был десятником в доках и имел право направлять людей на суда или отказывать, в зависимости от настроения.
Теперь в ее сне появился мистер Мак-Гиллби. Он отталкивал Сэмми Блэкета в сторону и кричал ей:
— Ну же! Ну же, Эмили, проснись! Ты слышишь? Вставай!
Девушка резко села в кровати, уставившись в свете свечи на того, кто прервал ее сон, и пробормотала:
— Что такое? В чем дело?
— Вставай, Эмили. Не теряй времени на одевание, только накинь жакет и иди к хозяйке; мне нужно пойти за врачом. Ей плохо, ей очень плохо.
Свеча исчезла, Эмили осталась в темноте. Нащупав дорогу к двери, она сняла с гвоздя свой жакет и накинула на себя. Затем в темноте девушка открыла дверь и прошла через площадку в спальню. В комнате горела лампа, было жарко, и над всем витал запах рвоты.
