Эдвард Белэми - Сестра мисс Ладингтон
Что касается меня, то теперь уже нет никакого возврата к тем временам, когда я имел обыкновение в своих мыслях погружаться в состояние неописуемого отчаяния. И случись теперь со мною нечто подобное, это было бы равнозначно отказу от веры в бессмертие, которая только и имеет смысл в нашей жизни. Я уверен в этом, поскольку бессмертие уготовано всей последовательности наших прошлых личностей, всем стадиям нашего развития, каждая из которых покидает нас, исчезая, со своим собственным очарованием и своими, лишь ей присущими особенностями. Суди сама: кому это нужно, чтобы только могила давала бессмертие, если для всего предыдущего ряда личностей не будет его? Нет, Господь Бог не стал бы так издеваться над нами!»
Глава третья
Для того чтобы понять, какое впечатление на мисс Ладингтон произвело письмо Пола, нужно представить себе те времена, когда во время церковной службы еще не принято было говорить о воскрешении мертвых, а за пределами церкви — тем более. Можно представить себе, какое впечатление вышеизложенная доктрина могла произвести на сознание женщины, которая всю свою жизнь провела в безнадежной тоске и печали по пеплу столь дорогой ей личности. И все-таки ни в какие времена не существовало людей, которые бы полностью исключали веру в продолжение жизни после смерти в той или иной форме. Но если говорить о возможности воскрешения своего собственного «я» — ослепительно красивой девушки, по которой так тосковала мисс Ладингтон, которую оплакивала и о существовании которой, пусть и в некоем призрачном мире, даже не задумывалась, — то об этом мисс Ладингтон никогда не позволяла себе и мечтать.
Если же говорить об основах этих появившихся вдруг надежд, мисс Ладингтон не приходило на ум усомниться в них, или попытаться истолковать их по-другому, или — в конце концов — просто подвергнуть их более глубокому анализу. С первого же мгновения, когда до нее дошел смысл доказательств Пола, она приняла их за истину в последней инстанции, за некие откровения, в которых невозможно сомневаться, и только удивлялась, как это она сама не могла дойти до всего этого, — настолько естественным и неоспоримым казалось ей прочитанное.
И как выглянувшее из-за туч солнце превращает в мгновение ока унылые ноябрьские поля в сверкающий и радостный ландшафт, так внезапно ее печальная жизнь преобразилась и наполнилась светом благодаря этому открытию.
На протяжении всего дня она как в забытьи бродила по деревне и своему дому. Плача и смеясь, снова и снова перечитывала письмо Пола, и ее глаза блестели от несказанной радости.
Вечером она удалила трясущимися пальцами с рамы портрета Иды черный креп, которым та была покрыта в течение длительного времени. И когда совершала этот символический акт, старой даме показалось, будто глядящее на нее с портрета прекрасное лицо многозначительно улыбнулось ей.
— Прости меня! — прошептала она. — Как же я могла так долго считать тебя мертвой?
Только поздно вечером слуги напомнили ей, что она ничего не ела в течение целого дня. Лишь после многочисленных просьб мисс Ладингтон согласилась немного перекусить.
А вечером следующего дня вернулся домой Пол. У него были серьезные сомнения по поводу того, как мисс Ладингтон могла воспринять его доказательства бессмертия предыдущих стадий развития индивидуума.
Но уже первый взгляд на мисс Ладингтон — как она стояла в ожидании внизу у двери — устранил все его опасения. Было непривычно видеть ее улыбающейся. Как и прежде, она была одета во все черное, но теперь ее костюм дополнялся маленькими деталями светлых тонов.
Не говоря ни слова, она схватила его за руку и повела за собой в гостиную. Тем утром она посылала в Бруклин за бессмертниками, а затем провела полдня за украшением портрета Иды. В результате нежное девичье лицо, казалось, встречало входящих легкой улыбкой, выглядывая из-за гирлянды, сплетенной из белых цветов бессмертника.
В последующие дни мисс Ладингтон заметно преобразилась — настолько повлияло на нее обретение новой веры, осветившей всю ее жизнь. Сознание того, что прошлое не подвластно смерти и что ее блестящая молодость бессмертна, устранило из ее воспоминаний все неприятное и болезненное. И даже более того — мысленный взгляд в прошлое мог теперь доставлять ей удовольствие. Теперь она рассматривала свою юность не через призму унылых воспоминаний, а через розовые очки надежды. Еще бы — она вновь встретится с ней, со своей юностью! Разве она не растрогала своей печалью Господа Бога? Все ее тайные опасения, все старания сохранить воспоминания о прекрасном прошлом, уберечь их от повторной смерти в забвении стали теперь излишними. Оказывается, нужно только довериться Господу Богу, который возвратит ей это прошлое в своем вечном «настоящем», в первозданном блеске, не исказив при этом ни одной детали. И то обстоятельство, что она убрала свои темные траурные платья, было ярким знаком происходивших с нею перемен.
И весь дом, начиная с кухонной судомойки и кончая кучером, почувствовал на себе благотворное влияние ее радостного настроения. Кругом можно было слышать веселый смех слуг. И дети садовника, которых прежде отсылали в самые отдаленные части поселения, теперь играли, не опасаясь упреков и замечаний, на священной для хозяйки улице деревни.
Что же касается Пола, то его любовь окрасилась в живые тона действительности и чувства реальности, чего никогда не было прежде, до того, как он смог доказать себе и другим, что его любовь является не отблеском давно и навсегда прошедшей жизни, а что ей суждено жить вечно и он даже однажды повстречает ее. Это откровение содержало в себе все то, что нужно для человека, любящего реальную девушку, во плоти и крови, когда он рассчитывает оказаться рядом с нею. А сознание того, что она уже теперь находится в их деревне, наполняло для него сам воздух волшебством и блаженством. В конце концов, это поселение было посвящено ей, и Пол вдыхал его воздух как аромат святыни.
Он не считал, что ему придется ждать многие годы, возможно — до самой смерти, пока он наконец сможет увидеться с нею. Как только его более позднее «я» перейдет в новую оболочку, которая наследует его сегодняшнюю личность, он объединится с нею. «Я» его детства уже приветствует ее. А она берет маленького Пола, еще ребенка, к себе на руки и знает, что он и двадцать лет тому назад протягивал свои детские ручонки к ней.
Большинству молодых людей его мечты показались бы, вне всякого сомнения, весьма странным проявлением страсти — ну как можно влюбиться в дух девушки, пусть и очень красивой в свое время? Но Пол со своей стороны рассматривал все способы сближения, которые другие называли любовью, как что-то, едва ли имеющее право называться иначе чем похотью. За время своего отсутствия дома он ни одного раза не видел женского лица, которое бы сравнилось по красоте с портретом Иды. Будучи застенчивым и привередливым, он не находил удовольствия в дамском обществе, а болтовню своих соучеников о любовных похождениях и различные непристойности выслушивал с тайным презрением. «Ну что они знают о любви? — думал он. — Что общего имеют их грубые и чувственные идеи с той нежной страстью, которой посвящено мое сердце, с любовью, которая не ожидает награды и не надеется на нее, а довольствуется лишь самой собою?»
