Барбара Картленд - Против течения

— Почему я должна думать иначе? О, я видела фотографии вашего дома довольно часто, а сейчас вспоминаю, что и ваши фотографии в «Тетлере» и других газетах. Ведь вы чем-то заняты в политике, правда?

— Я член парламента.

— Все это просто потрясающе! С самого начала у меня появилась мысль, что вы кто-то очень важный. Энн смеялась надо мной, но я чувствовала, что это так.

— Если я не забыл, вы думали, что я переодетый принц.

Майра остолбенела:

— Что вы имеете в виду? — Потом она облегченно вздохнула: — А, вы слышали. Мы думали, что вы спите.

— Вы меня разбудили.

— Как хорошо, что вы не сказали папе. Он пришел бы в ярость.

— Не могу представить вашего отца в ярости.

Майра улыбнулась:

— Он душечка, не правда ли? Если бы он немного больше заботился о деньгах! Мы мучительно бедны, знаете ли.

— Вспоминаю, что и об этом слышал, — сказал сэр Джон с улыбкой. — Но мне кажется, это ваша сестра заметила, что большинство его пациентов не затрудняют себя оплатой счетов.

Майра устроилась в кресле рядом с кроватью.

— Вы можете подумать, что мы ужасные… я имею в виду, как семья. Но вы не знаете, как отвратительно быть бедным. Уверена, вы не имеете об этом ни малейшего представления.

— Может быть, смутное…

— Каким образом, если вы живете в таком поместье, как Галивер?

— Я не сижу там постоянно. У меня бывают встречи с другими людьми. — Сэр Джон говорил, почти извиняясь.

— Кроме того, вы мужчина, — продолжала Майра, — а мужчины чувствуют бедность и вполовину не так сильно, как женщины. Например, вы знаете, что значит беспокоиться о платьях?

— Нет, слава Богу. Но расскажите мне о себе. Почему вы оказались в таком положении?

— Не знаю. Наверное, нас слишком много. Но конечно, Энн тут вовсе не виновата: она превосходная хозяйка. Это она платит по счетам и вообще распределяет деньги с тех пор, как умерла мама — а это было семь лет назад. Но папа безнадежен. Он может отдать последний пенни и даже снять с себя рубашку для больного. А его попытки получить плату за лечение? О, если бы вы его послушали, то подумали бы, что он считает привилегией лечить своего пациента.

— А в результате страдаете все вы? — спросил сэр Джон. В его вопросе проскользнула нотка цинизма. Он любовался Майрой, ее задорным вздернутым носиком, живым прелестным лицом, быстрой улыбкой. Она казалась искренней и правдивой, как ребенок. И все-таки он сомневался. Какой-то придирчивый, искушенный голосок в глубине его сознания спрашивал: «Нет ли здесь подделки? Уверен ли ты, что это не ловушка? Не вовлечена ли эта девочка в обман?» И если это был обман, то очень ловкий.

— Страдаем? Конечно страдаем, — ответила Майра. — Как вы думаете, чем мне придется заниматься?

— Не имею представления.

— Я учусь стенографировать и печатать на машинке, и не могу вообразить ничего более тошнотворного. — В голосе Майры прозвучала мировая скорбь.

— А чем бы вы хотели заниматься вместо этого? — спросил сэр Джон.

— Ну, это трудный вопрос. — Майра откинулась в кресле. — Если сказать совсем честно, то я вовсе не желаю зарабатывать себе на жизнь. Терпеть не могу женщин, озабоченных карьерой, а вы? Чего я по-настоящему хотела бы, так это посещать приемы, веселиться и знакомиться с интересными людьми.

— Кого вы называете интересными людьми?

Майра на минуту задумалась:

— Ну, людей из общества, светских людей. Я встречаю их имена в газетах, вижу их фотографии, когда они собираются в таких домах, как Галивер.

Сэр Джон прищурил глаза:

— Значит, вы на самом деле хотите получить приглашение в Галивер?

— Конечно! — в упоении воскликнула Майра, но тут же сникла. — Что пользы думать об этом? Даже если вы пригласите нас — в знак благодарности, — мы не сможем приехать.

— Почему?

— А что нам надеть? Как мы можем позволить себе платья, похожие на те, что носят ваши друзья? Разве трудно вообразить, как они отворачивают носы от моего лучшего воскресного? Вам надо бы его увидеть. Ему уже четыре года, а до меня его носила Энн.

Джон невольно засмеялся. Бесполезное старание — сохранить подозрительность. Это милое дитя изумляло его.

— Появилось ли у Энн новое платье, когда она отдала вам свое?

— Это был жакет с юбкой, — уточнила Майра. — Энн получила его от одной из наших богатых кузин.

— Так у вас есть богатые родственники?

— Были, — коротко заметила Майра и объяснила: — Нелл умерла. Она была очень доброй девушкой, ровесницей Энн; она погибла во время налета.

— Понятно. Значит, красивых платьев больше не было.

— И никаких надежд, — весело подтвердила Майра. — Так вот. Теперь вы видите, что такое жить в бедности.

— Расскажите мне о себе. У вас ведь есть младшая сестра, не так ли? Мне кажется, я и ее слышал утром.

— О, это близнецы — Энтониета и Энтони. Ужасные маленькие негодяи — и никто не может устоять, все их любят. Если бы их не было, я не сидела бы здесь.

— Почему?

— Потому что они попали в переделку, и Энн должна была пойти и все уладить. Вот она и попросила меня отнести вам чай. Иначе у меня не было бы шанса увидеть вас, хотя я до смерти хотела этого.

— Я польщен. Но я считал, вы меня видели.

— Разве можно все разглядеть через щель в занавеске? А когда я обнаружила, кто вы, я решила добиться своего любым путем и поговорить с вами наедине.

— А Энн могла не разрешить?

— Уверена, что нет. Обычно она присматривает за папиными пациентами, когда сестра уходит. Но сегодня после обеда она услышала, что миссис Берроуз в ярости от близнецов, и помчалась извиняться. Видите ли, мистер Берроуз — владелец гастронома, и мы ему задолжали; и вы можете понять, как это важно.

— Да, могу себе представить, — серьезно сказал сэр Джон. — И что же наделали близнецы?

Майра захихикала.

— Нельзя удержаться от смеха, — сказала она. — Эрик, мальчик Берроузов, ужасная скотина, понимаете — избалованный единственный сыночек, страшно толстый и перекормленный. Мы много раз заставали его, когда он мучил животных. А сегодня утром близнецы увидели, что он привязывает старую кастрюлю к хвосту одного деревенского кота. Они дождались, когда он почти закончил, потом отобрали у него и отпустили кота, а Эрика повалили в кучу с утилем. И там они привязали к нему всякие старые кружки и кастрюльки. Получилось фантастическое зрелище — Эрик с мисками и котелками за спиной! На голову ему надели соусник и Бог знает что еще и заставили бежать по деревне. Конечно, он кричал и отбивался, а кастрюли гремели, так что каждый выскочил на улицу посмотреть, что случилось.