Андреа Кейн - Маска предательства
– Вижу, тебе не удалось уговорить свою мать принять мое приглашение?
– Ты знаешь, Александр, она считает неприличным появляться в свете без моего отца, – помрачнев, отвечал Дэн. – А мне представляется маловероятным, чтобы он порвал связи с Англией, так что вряд ли в ее положении что-либо изменится. Так или иначе, но она просила меня передать тебе привет и сожаление, что не сможет присутствовать.
Коротко кивнув, Гамильтон тактично сменил тему беседы.
– Если мы рассчитываем достичь своей цели и сорвать маску с Лэффи, тебе придется потанцевать всего с одной дамой. Поэтому я позаботился о том, чтобы тебя не выбирали в качестве партнера для танцев. Так тебе будет легче циркулировать по залу. – Многозначительно взглянув на Дэна, он добавил: – Надеюсь, этот вечер не окажется безрезультатным!
Дэн опустошил бокал с мадерой и поставил его на поднос проходящего мимо лакея.
– Есть единственный путь это узнать, не так ли?
И он с уверенной улыбкой смешался с гостями.
– Добрый вечер, Уэстбрук, присоединяйтесь к нам. – Приглашение исходило от одного из союзников Гамильтона по конгрессу, сенатора Руфуса Кинга из Нью-Йорка.
– Джентльмены! – Дэн вошел в кружок политиков. Всех их он знал уже давно, и вряд ли среди них мог быть нужный ему человек, однако никто не был избавлен от подозрений.
– Мы только что говорили о последней статье Лэффи в «Дженерал эдвертайзер». – Кинг как будто угадал мысли Дэна. – Довольно злобная статейка, верно?
Старательно сохраняя невозмутимое выражение, Дэн неохотно ответил:
– Не более, чем его предыдущие. Лично я придаю мало значения его болтовне и считаю, что мое мнение разделяют очень многие.
Шесть пар проницательных глаз впились в него, оценивая его реакцию. Всем было известно о его дружеских отношениях с Гамильтоном.
– Значит, вы не находите, что нам угрожает реальная опасность войны с Англией? – напрямик спросил Ричард Гастингс, очень состоятельный филадельфийский купец.
Дэн скрестил руки на широкой груди.
– Угроза, конечно, существует. Всем это отлично известно. Однако...
Но Гастингс еще не закончил свой выпад.
– А если война начнется... не поставит ли это вас в противоречивое положение, Уэстбрук?
Ледяные глаза Дэна впились в толстого пожилого человека.
– Я считаю, что это будет наихудшим исходом для нашей только что созданной и ослабленной войной страны!
– Не спорю. Но если Америка ее проиграет, вас-то все равно дожидаются дома, в Англии, солидное наследство, земли и титул!
– Мой дом, Гастингс, – это Филадельфия, – вкрадчиво произнес Дэн тихим голосом, под которым скрывалась ярость. Он уже больше десяти лет назад без малейших сожалений наотрез отказался от своего наследства.
Заметив, как заиграли желваки на щеке Дэна, Гастингс поторопился оборвать разговор и ретировался в поисках мадеры.
Дэн раздраженно обернулся к оставшимся в кружке мужчинам, приняв решение постараться выяснить все, что сможет, а потом убраться отсюда ко всем чертям. Неожиданно вечер потерял для него всю свою привлекательность.
Джеки испытывала крайнее раздражение.
Единственный дельный разговор, при котором ей пока пришлось присутствовать, велся крупными бизнесменами, друзьями и конкурентами ее отца. А поскольку она отлично знала всю подноготную «Холт трейдинг компани», ей было скучно выслушивать бесконечные похвальные отзывы об извлекаемых компанией огромных доходах.
Но стоило ей покинуть общество отца, как несколько молодых джентльменов тут же стали наперебой приглашать ее на танец.
Вскоре ей стало ясно, что они не заслуживали права называться джентльменами, а танцы можно было смело охарактеризовать как непристойные заигрывания под видом безобидного скольжения по залу, и Джеки, решительно отказав двум-трем кавалерам, отправилась бродить между гостями.
– Они были бы только рады конфликту между нами и Англией, хотя уже после революции они пролили много крови! Ничто не доставило бы французам такого удовольствия, как союз с ними Америки против общего врага – Британии!
Джеки навострила уши, услышав это резкое заявление из небольшой группы профедералистически настроенных политиков, и медленно приблизилась к ним настолько, чтобы иметь возможность слышать, но вместе с тем не привлечь к себе внимания.
– Совершенно верно! – Джеки узнала голос Уильяма Ларсона, крупнейшего филадельфийского банкира, горячего сторонника Англии. – Не так ли, господин министр?
– Пожалуй, радость слишком сильно сказано, – сдержанно произнес Александр Гамильтон, взвешивая каждое слово. – Не думаю, чтобы они обрадовались перспективе новой кровопролитной войны, какие бы выгоды она им ни сулила. Каждый день корабли, прибывающие из Европы, привозят известия об очередной партии казненных на площади Революции. Думаю, что для французов первоочередной задачей является воцарение порядка в стране.
– Совершенно с вами согласен! – Джеки увидела, как к группе присоединился ее отец и ответил на дипломатичную тираду Гамильтона. – Но я не могу винить Францию за то, что она рассчитывает на наше сочувствие. В конце концов, это англичане...
– Надеюсь, – презрительно фыркнул Ларсон, – наше правительство как следует подумает, прежде чем связывать себя союзом с французами. – Насупив кустистые брови, он непреклонно потряс крупной головой. – Мы ничего не выиграем, поддерживая страну, чье правительство занято резней. Для нас будет намного полезнее укрепить торговлю с Англией... это куда более выгодная цель.
– Несмотря на то что они захватывают в Карибском море сотни американских торговых судов? – возмущенно осведомился Джордж Холт.
– В самом деле, – согласился Гораций Бенсон, один из партнеров Джорджа, разделяющий его умеренные политические взгляды. – Англичане нагло нарушают наш нейтралитет. Подумать только, они захватили больше трехсот американских судов с грузом!
– Англия нам нужна, – воинственно заявил Ларсон. – А вот во Франции мы не нуждаемся!
Джеки обратилась в слух.
– Главное то, – продолжал Ларсон, – что Англия делает все необходимое, чтобы добиться господства. И мы должны поступать так же. И если это означает идти на уступки англичанам, значит, что ж, нужно на них идти!
Незаметно для самой себя Джеки оказалась в группе спорящих, готовая ответить Ларсону гневной отповедью, когда отец случайно повернулся в ее сторону, нахмурил брови и незаметно покачал головой. Она без слов поняла, что он хотел ей сказать: «Не устраивай сцену, Жаклин, даже не думай!»
Джеки остановилась. Возмущение боролось в ней с глубоким уважением и любовью к отцу, и, чтобы успокоиться, она стала считать до десяти, но на счете пять ее терпение иссякло и она поспешила удалиться.
