Барбара Картленд - Страх любви
— Так он здесь? — спросил герцог.
— Да, здесь и, кажется, снова бьет свою дочь.
Сперва герцог решил, что миссис Дарл шутит, но на шутку это вовсе не походило.
Он спросил, отчетливо произнося каждое слово:
— Бьет свою дочь. Почему?
Миссис Дарл пожала плечами.
— Она действует ему на нервы. Признаюсь, я сама нахожу ее довольно надоедливой девчонкой. Эдмунд, правда, по-моему, чересчур к ней строг.
Герцог нахмурился.
— Где его можно найти? — спросил он резко.
— В библиотеке, — ответила Лора. — Но мне кажется, сейчас не лучшее время…
Друзья не дослушали ее. Герцог устремился в библиотеку. Из-за двери донесся пронзительный крик, за ним последовали судорожные всхлипывания.
Дарлингтон рывком распахнул дверь.
— Нет… папа… нет… я… перестань. Не надо!
Слышно было, как хлыст рассекал воздух, послышался отчаянный крик.
Перед глазами герцога предстала ужасная сцена.
Его кузен Эдмунд, с красным одутловатым лицом, выдающим заядлого пьяницу, держал в руках тонкий гибкий хлыст и размеренно, со всей силой стегал им девочку, которая сжалась на полу в комочек. Ее тонкое платьице порвалось от ударов, обнажив окровавленные плечики и спину. На платье запеклись капли крови.
Эдмунд повернулся на шум, заметил герцога и медленно опустил руку.
— А-а, здравствуй, С-селкомб, — прохрипел он. — Ты как з-здесь оказался?
Немногие знали имя, данное герцогу при крещении, и лишь единицы называли его по имени. Сейчас же в устах пьяного кузена оно звучало слишком фамильярно.
— Мне следовало оказаться здесь гораздо раньше! — резко сказал герцог.
От его слов повеяло холодом.
Дарлингтон подошел к Эдмунду, выхватил у него хлыст и сломал о колено. Обломки хлыста полетели на пол. Затем он нагнулся и бережно взял на руки рыдающую девочку. Ее лицо скрывалось за длинными светлыми волосами.
Герцог невольно задел раны, нанесенные отцом. Девочка жалобно застонала. Дарлингтон посмотрел на кузена таким презрительным и грозным взглядом, какого испугался бы любой смельчак.
— Я увезу девочку и огражу ее от твоих побоев, — сказал он. — Будь ты трезв, я б с тебя семь шкур спустил. А пока усвой следующую вещь: никогда больше не попадайся мне на глаза!
Герцог повернулся и вышел, а Эдмунд Дарл так и остался стоять с широко открытым ртом.
В холле Дарлингтон окликнул слугу:
— Принеси юной леди ее накидку и шляпу.
— Вещи мисс Фелиции наверху, ваша светлость, — пролепетал слуга.
— Так пойди и возьми их, — приказал герцог.
Слуга поспешил исполнить приказ. На звук голосов из гостиной вышел Хьюберт, за ним следовала Лора Дарл.
— Что случилось? Куда вы несете Фелицию?
— Я избавлю ее от общества вашего мужа, который не годен на роль отца. А вы, как жена этого человека, примите мои искренние соболезнования.
Его тон, язвительный и жесткий, не оставлял сомнений в том, что герцог считал и Лору Дарл виновной в случившемся. Она равно согрешила, допустив побои беззащитной девочки, и герцог не преминул указать ей на это.
— Фелиция из всего делает трагедию, — раздраженно сказала миссис Дарл. — Оставьте, я присмотрю за ней.
Герцог хотел что-то ответить, но в это время по лестнице сбежал слуга, в руках он держал плащ и шерстяной платок.
Фелиция немного успокоилась, но продолжала тихонько всхлипывать. С величайшей осторожностью герцог завернул девочку в платок, который сразу же покрылся пятнами крови. Сверху он накинул плащ и натянул капюшон на светлые волосы Фелиции.
— Мне тоже неприятно случившееся, — оправдывалась Лора Дарл. — Но Фелиция, в конце концов, не моя дочь, а Эдмунда. И если Эдмунд решил проучить ее, я не вправе мешать.
— Я не собираюсь переубеждать вас. Это бесполезно, — отрезал герцог. — Я уже сказал вашему мужу, что не желаю видеть вас обоих. Попробуйте только переступить порог замка, и я прикажу слугам выпроводить вас вон. Я не шучу.
С этими словами Дарлингтон направился к выходу. К счастью, фаэтон уже был подан. Он донес Фелицию до экипажа и бережно устроил девочку на сиденье.
Хьюберт забрался с другой стороны. Герцог занял свое место и взялся за поводья. Он бросил гинею конюху, помогавшему им с лошадьми. Герцог ни разу не оглянулся на дом и на Лору Дарл, выбежавшую вслед за ними.
Он прекрасно понимал, что не мог придумать Эдмунду Дарлу и его супруге лучшего наказания, чем отказать им от дома.
Испуг был написан на лице Лоры Дарл. Гордость Дарлов уязвлена: глава семьи изгнал их из общества, для них теперь закрыты дома всех родственников, не бывать им больше на милых сердцу семейных встречах. Герцог заклеймил Эдмунда и Лору, это клеймо испортит им репутацию, разъест их души.
После всего увиденного Дарлингтон никак не мог прийти в себя. Поведение кузена разозлило его не на шутку. Герцог не переносил жестокого отношения к беззащитным существам — будь то маленькие дети или животные.
Хьюберт понимал душевное состояние друга и не тревожил его разговорами.
Они отъехали уже на приличное расстояние от дома Эдмунда, замок герцога был совсем близко. И тут молчание нарушила маленькая Фелиция, сидевшая между ними.
— Вы… и вправду… заберете меня… оттуда? — послышался ее тихий, испуганный голос.
— Ты, верно, не хочешь оставаться с отцом. Я прав? — спросил герцог.
Девочка кивнула. Немного подумав, она снова заговорила:
— А вдруг… он попытается… вернуть меня силой?
— Я не позволю ему сделать этого. Обещаю.
Они проехали еще немного. В свою очередь, герцог обратился к девочке:
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
Дарлингтон посмотрел на нее. Девочка не выглядела на тринадцать лет. Дети в ее возрасте выглядят гораздо крупнее и старше.
— Тебе уже пора ходить в школу.
— Я была бы… только рада, — отвечала Фелиция. — Меня ничему не учили… с тех пор как… умерла мама… Папа говорит… у него нет… денег… мне на школу.
Это было так похоже на Эдмунда — экономить на образовании ребенка. Зато у него всегда находились деньги на выпивку.
Герцог не нашел, что еще спросить, и они продолжили путь в молчании. Вскоре показались очертания замка.
В лучах заходящего солнца он казался громадным и даже грозным, но во многих окнах уже горел свет, который так и манил к себе. Герцог остановил фаэтон у парадной двери и соскочил с козел. Он протянул руки Фелиции, чтоб помочь ей спуститься, но девочка не смогла даже повернуться и тихонько застонала.
— Мне… больно…
Герцог сообразил, в чем дело. Рубцы от ударов хлыстом стали потихоньку затягиваться, кровь запеклась, тело от долгого сидения затекло, и каждое движение причиняло нестерпимую боль.
