Елена Арсеньева - Фуриозная эмансипантка (Аполлинария Суслова – Федор Достоевский)
Ну да, разве возможно не мельчать в таком ужасном городе, как Париж, столица мирового порока!
«До того все, все продажно в Париже, все противно природе и здравому смыслу, что я скажу в качестве варвара, как некогда знаменитый варвар сказал о Риме: „Этот народ погибнет!“ Лучшие умы Европы думают так. Здесь все продается, все: совесть, красота… Я так привыкла получать все за деньги: и теплую атмосферу комнаты, и ласковый привет, что мне странным кажется получить что бы то ни было без денег…
Я теперь одна и смотрю на мир как-то со стороны, и чем больше я в него вглядываюсь, тем мне становится тошнее. Что они делают! Из-за чего хлопочут! О чем пишут! Вот тут у меня книжечка: шесть изданий вышло за шесть месяцев. А что в ней?.. восхищаются тем, что в Америке булочник может получить несколько десятков тысяч в год, что там можно выдать без приданого, сын 16-летний в состоянии сам себя прокормить. Вот их надежды, вот их идеал. Я бы их всех растерзала!»
Эта бурная ненависть к «торгующим во храме жизни» объяснялась просто. Бытие по-прежнему, как и всегда, определяло сознание!
Постигая в Париже «науку страсти нежной», Аполлинария окончательно забросила все прочие науки. Деньги отца таяли, как снег, утекали, как вода, струились, как песок меж пальцев… А между тем Надежда с блеском защитила в Цюрихе диссертацию, получила диплом и лавровый венок с надписью: «Первой в России женщине – доктору медицины». На защиту сестры съехалась самая знаменитая профессура Европы. Она покорила европейский ученый мир. А кого покорила в это время красавица Аполлинария?
Даже Достоевский, с которым она рассталась, испустив громкий вздох облегчения, женился на «какой-то Брылкиной», как она пренебрежительно переименовала его жену Анну Григорьевну Сниткину. Женился ради «дешевого необходимого счастья»! Себя Аполлинария считала выше подобных пошлостей.
Обиднее всего, что она не сразу узнала об этом браке и в 1867 году отправила Достоевскому письмо… довольно откровенное и нежное. Это послание было перехвачено Анной во время свадебного путешествия и повергло ее в ужас. «Прочитав письмо, я была так взволнована, что просто не знала, что делать. Я дрожала и даже плакала. Я боялась, чтобы старая привязанность не возобновилась и чтобы любовь Феди ко мне не прошла. Господи, не посылай мне такого несчастья!» – писала Анна Григорьевна.
У Федора Михайловича дрожали руки и на глазах стояли слезы, пока он читал письмо Аполлинарии. Бог знает, что он вообразил в это мгновение, на что вдруг понадеялся… Но у Аполлинарии и в мыслях не было к нему возвращаться, она была всецело поглощена собой, тем, что ей не повезло в жизни. Замуж она не хочет, любить не может, дети ее раздражают… к тому же она и не способна родить из-за женской болезни… нет худа без добра, короче.
В своих литературных талантах она разочаровалась, повести как-то не писались. Впрочем, в 1870 году вышла книга М. Минье «Жизнь Франклина» в ее переводе, и рецензенты оценили перевод как «великолепный», но Аполлинария после этого оставила литературу. Скучно, утомительно, требует слишком большой усидчивости… Это же как любовь к одному и тому же мужчине! Немыслимо, невозможно!
Впрочем, жизнь сложилась так, что довольно долгое время даже «одного и того же мужчины» у нее не было.
Россия и особенно Москва разочаровали Аполлинарию, как прежде разочаровал Париж: «Я думала в Москве встретить людей, у меня здесь есть разные знакомые, прежние студенты, а теперь мировые судьи, юристы и прочая. Но все, кого я встречаю, мужчины и женщины, – необыкновенно мелочны и пусты. Всякий раз я возвращаюсь из общества в отчаянии и убеждаюсь, что лучше читать Филаретов катехизис, чем рассуждать с моими знакомыми».
Ну что ж, она была искренна, когда признавалась своему другу Полонскому: «Я научилась отличать высокое от низкого, я вижу все недостатки, все умею критиковать, но у меня нет таланта, который позволяет подняться над этим и переносить пошлость и скуку жизни!»
Если мир так пошл и обыкновенен, Аполлинария решила удалиться от него. Она уехала к родителям, которые поселились в глухом селе Иванове Тамбовской губернии. Отец давно был уволен с должности и почти разорен, так что семья проживала последние деньги.
И тут Аполлинария вспомнила те устремления, которые некогда привели ее «в стан погибающих за высокое дело любви». Да нет, не плотской любви, а наоборот – высокодуховной… Феминистическое движение ведь начиналось с намерения непременно пострадать за народ. Теперь Аполлинария решила пострадать тоже, сдав ради этого экзамен на звание учительницы.
Она готовилась к экзамену, а утешение от непроходимой скуки деревенской жизни находила в… беседах с Бланкой Кастильской. Аполлинария жила в маленькой, с низким потолком комнатке с окнами в сад, и в сумерках (это было ее любимое время суток) воображала, что из-за деревьев выступает Бланка, французская королева начала XIII века, а следом за ней ее супруг Людовик VIII, известные своей похотливостью. Именно о таком мужчине и мечтала Аполлинария, так что ей было о чем поболтать с Бланкой, которая ни от кого не скрывала стати и способности супруга. Вот это была воистину передовая женщина! Еще та эмансипантка! Ее сын, Людовик IX, Аполлинарии тоже очень нравился…
Влияние Бланки Кастильской оказалось для Аполлинарии благотворным. Она сдала экзамен и даже открыла в Иваново-Вознесенске «пансион для приходящих девиц» – первое образовательное заведение в селе. Но вскоре в пансион вдруг ворвался какой-то господин, представившийся смотрителем училищ из Шуи, и грубо отобрал у Сусловой разрешение на открытие училища, не предоставив объяснений. Позднее выяснилось, что в столице вспомнили: девица Суслова некогда грешила нигилизмом, была за границей, встречалась с Герценом, а кроме того, «она носит синие очки, а волосы у нее подстрижены, в сужденьях слишком свободна и никогда не ходит в церковь».
И надо же так случиться, чтобы в это самое время, когда она предавалась совершенно не эмансипированному, а сугубо бабьему отчаянию, судьба преподнесла ей сюрприз. Довольно приятный. В виде влюбленного мужчины. Правда, молодого… очень молодого… На семнадцать лет моложе Аполлинарии…
Ну и что?! Подумаешь, молодой любовник! Подумаешь, это не принято! У нее и должно быть все не как у всех!
Да, ей был сорок один год, ему – двадцать четыре. Он был студентом, только что закончившим курс, и звали его Василий Розанов.
Встретились они в Нижнем Новгороде. Здесь жил брат Аполлинарии, сюда же перебрались ее старенькие родители.
Розанов давал уроки. В доме у его ученицы Аллы Щегловой его и «ушибла» с первого взгляда Аполлинария Суслова.
«Вся в черном, без воротничков и рукавчиков – со следами былой (замечательной!) красоты… Взглядом опытной кокетки она поняла, что „ушибла“ меня, – говорила холодно, спокойно. И, слово, вся – Екатерина Медичи… Говоря вообще, Суслиха действительно была великолепна, я знаю, что люди были совершенно ею покорены, пленены. Еще такой русской я не видал. Она была по стилю души совершенно русская, а если русская, то раскольница бы „поморского согласия“, или еще лучше – „хлыстовская богородица“».
Ох, как же он увяз, бедный, в этой женщине… как в болоте увяз! Камнем в нее канул!
Впрочем, красота, молодость, пылкость Розанова пробудили в Аполлинарии прежнюю чувственность. Она с удовольствием вернулась к роли эмансипантки, которой наплевать, что скажут, что подумают: она сама шепнула Василию в гостях, чтобы приходил к ней ночью. Опытная женщина, которая «любила любовь», и юнец, не знающий женщин… Финал был предрешен: он влюбился, влюбился, влюбился, он превратился в ее тень.
Три года длился этот безумный роман. Потом Василий за делом уехал в Москву – и получил там письмо от возлюбленной с предложением расстаться… Возможно, до нее дошел оскорбительный слух, пущенный вдовой Достоевского, Анной Григорьевной Сниткиной (в отместку сопернице, перед которой она всегда дрожью дрожала, которую люто ненавидела): Розанов-де женился на немолодой (это эвфемизм, Анна Григорьевна выражалась куда более грубо!) Аполлинарии Сусловой, потому что всю жизнь преклонялся перед Федором Михайловичем и буквально фетишизировал все, чего тот ни касался. Ну а уж Сусловой-то великий писатель и впрямь касался, причем неоднократно…
Конечно, это было оскорбительно, хотя и глупо донельзя. Но Аполлинария решила покончить с двусмысленным положением и объявила любовнику о грядущем расставании.
Розанов, умирая от ужаса, занял где-то пятнадцать рублей на дорогу и примчался из Москвы в Нижний – объясняться, биться головой о стенку, целовать руки, падать в ноги… и ноги он ей тоже целовал… И добился своего!
«Совершенная безвыходность положения, но в какие-то три-четыре секунды произошло измерение душ, переоценка всего прошедшего, взгляд в будущее, – и мы упали друг другу в объятия…» – так описывал он позднее эту сцену. И продолжился уже не роман, а семейная жизнь: теперь они были женаты, они были повенчаны. Розанов готов был цепями ее к себе приковать, не то что венчальными кольцами, хотя скандалище был, конечно, еще тот… Вскоре молодожены переехали в Брянск, куда Розанова направили учительствовать.
