Дорога сна - Елена Елисеева
— Пожалуй что так, — отец снова тяжело вздохнул. — И ты представить себе не можешь, как я винил себя за то, что бросил тебя, за то, что не разыскал тебя после смерти Корантины. Но судьба жестоко отплатила мне за это. И после всего, что тебе пришлось пережить, после того, как ты наконец-то обрёл отца и сестру, — неужели тебе захотелось лишиться их вновь?
— Должно быть, в моём прошлом было слишком много неприятных воспоминаний, — пожал плечами Леон. — Слишком много того, что я хотел забыть. А сестра — что сестра? То, что у нас один отец, ещё не делает нас близкими людьми.
— Ты всё забыл! — укоризненно воскликнул отец. — Забыл, как спас сестру из огня; забыл, как Анжелика заступилась за тебя перед остальными! Я не могу винить тебя за то, что ты злишься на её друзей: мне, признаться, они порой тоже казались чересчур наглыми. Но они тоже беспокоятся о тебе, ищут тебя, а ты даже не помнишь их имён!
— Наверное, у меня были причины забыть их, — буркнул Леон. — Хороших людей просто так из памяти не вычёркивают. К тому же у меня теперь новая жизнь. Новый друг, Бертран Железная Рука, новая… — он замялся, но всё-таки продолжил, — любовь.
— Та молодая вдова, красавица-ведьма? — усмехнулся его спаситель.
— Она не ведьма! — вспыхнул Леон, но отец только басовито хохотнул.
— Так ты ничего не знаешь… Ладно, Бог с ним! Бесполезно тебе что-либо говорить — ты всё равно всё забудешь, когда проснёшься. Что ж, постарайся запомнить хотя бы одно: Анжелика тебя действительно любит, веришь ты в это или нет. И она найдёт тебя, даже если ты её не вспомнишь, — это проклятое зелье слишком крепкое! Как в той сказке, которую мне как-то рассказала твоя мать… хотя этого ты точно не помнишь. Там сестра по всему свету искала брата, зачарованного ледяной колдуньей, чтобы растопить его сердце и снять проклятье.
— Аврора не колдунья! — снова вскинулся Леон. — И если она и помогла мне что-то забыть, уверен, я сам этого хотел! И это мне решать, хочу я увидеться с сестрой или нет.
— Всё тот же упрямец, — покачал головой отец. — Ну хоть что-то в этом мире не меняется…
Леон уже открыл рот, чтобы спросить, откуда отец знает про него и Аврору, про то, как себя чувствует Анжелика, не знает ли он, случаем, кто убил Люсиль де Труа, но тут весь корабль затянуло туманом, голова закружилась, бывший капитан бессильно повалился на бок… и очнулся в собственной постели. Уже рассвело, и из окна падал слабый свет наступившего серого дня.
Только что приснившийся сон выветрился из головы Леона, едва он сел на постели, и позже он, как ни напрягал память, сумел выудить из неё лишь отдельные обрывки. День был холодный и ветреный, на улице выпал первый снег, по коридорам замка гуляли сквозняки, и Гретхен куталась в шаль, а Франсуа жаловался на больную спину. Что касается спины Леона, то ей стало значительно лучше, и он даже осмелился впервые за долгое время принять ванну. Горячая вода согрела тело, наполнила его новой силой, и бывший капитан долго плескался в ней, не желая оставлять столь уютное и тёплое место.
После долгого сна и горячей ванны в нём пробудился зверский аппетит, и Леон с жадностью набросился на кашу, сваренные вкрутую яйца и копчёный окорок. Гретхен была бледна и ела мало, но когда он осведомился о её самочувствии, рассеянно ответила, что всё в порядке. Очевидно, её бледность была вызвана предстоящей казнью Чёрного Жоффруа, о которой она и сообщила Леону за столом. Её передёргивало, когда она перечисляла наказания, которым должен был подвергнуться атаман разбойников: сорок ударов кнутом, оскопление и повешение. Леон подумал, что оскопление, пожалуй, лишнее: он разговаривал с Жоффруа всего один раз, но не верил, что этот человек мог надругаться над Люсиль и убить её. Впрочем, своё мнение он оставил при себе.
— И Аврора тоже потащилась туда! — всплеснула руками Гретхен. — Ладно Бертран, его обязывает долг, но ей-то зачем смотреть на все эти ужасы? Неужели она хочет позлорадствовать, когда убийцу повесят? Нет, это на неё совсем не похоже! Она всё ходила в подземелье, видно, пыталась выпытать, кто всё-таки убил бедняжку Люсиль. Да только этот проклятый разбойник так ни в чём и не сознался. Разве что священнику, но тот никогда не нарушит тайну исповеди.
Леона не удивило, что Аврора продолжает искать убийцу Люсиль и даже поехала на казнь — она всегда стремилась не упускать ничего важного. В то же время он порадовался, что его состояние позволило ему отсутствовать — не хотелось видеть, как будут истязать и вешать Жоффруа, пусть он и был виновен если не в гибели Люсиль, то в разбойных нападениях уж точно. Узнав от Гретхен ещё кое о чём, что произошло, пока он отлёживался в постели, Леон направился в свою комнату. Он как раз раздумывал, прилечь ему или побродить по замку, восстанавливая силы, и уже склонялся ко второму варианту, когда за окном послышались топот копыт и ржание лошадей, а затем снизу донёсся гулкий голос Бертрана. «Странно, вроде казнь должна была длиться дольше», — подумал Леон, не особо вслушиваясь в то, что взволнованно говорил хозяин замка.
На какое-то время всё затихло, потом у двери в его спальню послышались лёгкие шаги, скрипнула дверь, и внутрь без стука скользнула Аврора. На её щеках горел яркий румянец, должно быть, вызванный холодом, глаза блестели, и вся она, тонкая и изящная в своём тёмном дорожном платье и меховой накидке казалась ещё красивее, чем обычно.
— Сударыня, доброе утро, — Леон учтиво привстал и поклонился, с радостью отметив, что голова от этого движения совсем не закружилась.
— Ох, Леон, я рада, что вам лучше, но это утро не доброе, совсем не доброе! Вы знаете о казни?
— Гретхен сказала мне, — он кивнул, снова садясь на кровать. Аврора стащила перчатки, бросила на стол, туда же отправила накидку и принялась нервно расхаживать туда-сюда по маленькой комнате. Волосы её тёмным облаком окружали голову, губы раскраснелись, словно она с кем-то целовалась, но Леон быстро понял, что они просто искусаны самой же Авророй.
— Простите, что так ворвалась к вам, но я обязана была с кем-то поговорить, — быстро произнесла она. — Я уверена, вы — единственный, кто не осудит меня.
— Сударыня, я весь внимание, — подобрался Леон.
— Вы знаете, какой казни должны были подвергнуть Чёрного Жоффруа?
— Сорок кнутов, оскопление и повешение.
— Да, — она подошла
