Дорога сна - Елена Елисеева
Чёрный Жоффруа поднял на неё свои запавшие горящие глаза и удивительно спокойно произнёс:
— Я не знаю, кто убил Люсиль де Труа.
На следующее утро выпал первый снег, и дороги были грязны больше обычного, а поля и леса припорошены белым. В воздухе витало дыхание зимы, было свежо и холодно, и Аврора вся дрожала, несмотря на меховую накидку и перчатки. Она отправилась на казнь — не могла не отправиться после того, что она сделала накануне. Гретхен, разумеется, осталась в замке и отговаривала подругу ехать, раненый Леон, похоже, вообще не знал о казни, Бертран прибыл, но происходящее явно было ему не по нраву. Аврора уловила обрывок разговора между ним и Жюлем-Антуаном — тот тоже был мрачен, но в глазах его светилось осознание собственного превосходства.
— Вижу, вам не по вкусу сегодняшняя церемония, — обратился он к Железной Руке. — Скажите, а что бы вы стали делать, если бы вашей племяннице, или вашей дочери, или вашей прелестной Гретхен вонзил в грудь кинжал какой-нибудь негодяй?
— Я бы раздробил ему голову железным кулаком, — бросил в ответ Бертран. — Быстро и без церемоний.
— Что ж, вам повезло, что у вас при себе всегда имеется такое орудие! — Жюль-Антуан глазами указал на протез, губы его кривились — то ли от улыбки, то ли от волнения. — А у меня его нет, так что я вынужден действовать другими методами!
Его слова были довольно бестактными, но Бертран ничего не ответил и только молча отъехал на коне в сторону. Площадь была полна народу, крестьяне, несмотря на холод и снег, жадно глазели в центр, где была на скорую руку сколочена виселица. Аврора поёжилась — её пугало стремление людей ходить на казни, как на театральные представления, следить за этим, как за любым другим развлечением. Мало того, после казни некоторые ещё и стремились отрезать прядь волос, кусочек одежды, а то и часть тела трупа, веря, что они обладают некими магическими свойствами! Аврора, поморщившись, заставила себя сглотнуть, выпрямить спину и ровнее усесться в седле, глядя поверх голов толпы.
Чёрного Жоффруа привезли на телеге, толпа встретила его градом оскорблений, насмешек и проклятий, в бывшего атамана полетели огрызки фруктов, осколки горшком и даже камни, но он ловко уворачивался, закрываясь то одним, то другим плечом, — руки его были связаны за спиной. Худое, заросшее бородой лицо в эти мгновения, казалось, светилось от счастья, с него не сходила улыбка, и людей это злило ещё больше, заставляя с удвоенной силой выкрикивать проклятия. Аврора видела, что Бертран отвернулся, не желая глядеть на пленника, Жюль-Антуан держался бесстрастно, но глаза его горели всё тем же мрачным волчьим огнём.
Чёрного Жоффруа спустили с телеги и привязали к столбу. Он не сопротивлялся, ни с кем не разговаривал, только сильно хромал, подволакивая правую ногу, и улыбался всё той же ясной и жуткой улыбкой человека, которому открылась великая истина, улыбкой пророка, улыбкой не Дисмаса или Гестаса, а самого Иисуса Христа. Аврора знала, что нынче утром, едва рассвело, к нему пришёл старичок-священник, и Чёрный Жоффруа исповедался, но какие тайны он выдал и выдал ли их вообще, она не знала. Не знала она так же, успел ли он воспользоваться её даром. С сильнейшей тревогой она наблюдала за тем, как слуги де Труа, Огюст и Бернар, стаскивают с Жоффруа рубашку, оголяя худую жилистую спину, как Жюль-Антуан медленно, нарочито размеренным шагом подходит, берёт кнут, которым обычно стегают лошадей, и отходит на значительное расстояние от наказуемого, чтобы размахнуться.
От первого удара Аврора дёрнулась так, будто стегали её саму. Жоффруа тоже вздрогнул, на его открытой спине осталась красная полоса, но он не издал ни звука. Аврора тоже крепче стиснула зубы, напоминая себе, что этот человек и его шайка ограбили множество невинных людей, отнимая заработанные честным трудом деньги, многих убили, что он мог далеко не всегда быть таким галантным, каким его описывала молва, он мог быть насильником и убийцей, убийцей Люсиль де Труа… Удары следовали один за другим, красные полосы перекрывались, накладываясь друг на друга, тело Чёрного Жоффруа содрогалось всё сильнее, на спине выступила кровь, но он по-прежнему молчал. В какой-то момент сотрясавшие его судороги затихли, и тут же де Труа, успевший нанести ударов десять, бросил кнут.
— Он потерял сознание! Принесите воды! — скомандовал он и шагнул к разбойнику, обвисшему на столбе, как тряпичная кукла. Жюль-Антуан схватил его за подбородок, приподнял голову и выругался.
— Чёрт побери! Он мёртв! У него пена на губах!
По толпе прокатился вздох разочарования, а де Труа быстро вскинул глаза и на один краткий миг успел встретиться ними с Авророй. Она опустила голову, уговаривая безумно зашедшееся сердце стучать помедленнее, но успела понять то, что мысленно передал ей Жюль-Антуан, прожигая её взглядом: я знаю, что это вы. Я не могу доказать, что это ваших рук дело, но я знаю. И то же самое она подумала про него, вспоминая лежащее в гробу тело Люсиль, такой молодой, бледной и испуганной в своём посмертии.
Глава XII. Тройное признание
Хочется быть к тебе ближе
И лепестком белым вишни
Затеряться в кармане рубашки,
Затеряться с тобою в Париже
Элли на маковом поле — Ближе
Из всего долгого периода своей болезни Леон впоследствии мог вспомнить лишь отдельные эпизоды. Он получил неслабый удар по голове, был ранен и потерял много крови, к этому добавились постоянный недосып и усталость, которая накапливалась, ожидая своего часа, чтобы внезапно выплеснуться и окатить Леона с головой, придавив его к постели. Он знал, что его положение не так плохо, как могло бы быть, что нож подлого разбойника, напавшего со спины, не дошёл до сердца и вообще не задел ничего важного, но место под левой лопаткой всё равно жгло так, словно Леон лёг на раскалённую жаровню, голова кружилась, то и дело начиная болеть, а слабость была такой сильной, что он с трудом мог оторваться от подушки. Не было сил ни говорить, ни размышлять, и даже чтобы сесть и позволить обработать свою рану, требовалось собрать в кулак всю волю.
Неудивительно, что в таком состоянии Леон едва способен был хоть что-то соображать, а в его мыслях смешивались прошлое, настоящее и будущее. Урывками он вспоминал, как торопливо пересказывал Бертрану утренние события: слежку за Вивьен, затем за Этьеном, неожиданное позорное пленение, разговор с Чёрным Жоффруа, побег из плена
