Сионская любовь - Авраам Мапу

Как прекрасен ты, великий Иерусалим! Привет тебе, город Храма, привет и тебе, чистая голубка моя! Нет и не будет гнева в душе моей, только бы Бог на тебя не гневился! – закончил Амнон.

Столь вдохновился он высоким слогом своим, что не заметил, как появился Тейман верхом на коне.

– Бери коня, Амнон, и скачи без оглядки, не медля. Месть и меч над твоей головой, – выпалил Тейман, слез с коня, и ушел, и не обернулся.

Амнон очнулся от грез. Мгновение, и уж он в седле.

– Я скачу в Бейт Лехем, а ты, Уц, доставь туда мать и сестру побыстрей, ибо я там не задержусь, – сказал Амнон.

Исполнив последний долг дружбы, Тейман направился к Тамар и, как ожидал, застал ее в слезах. Но слов утешения нет у брата.

– Сестра, забудь сияющую красу Амнона, приготовься быть супругой Азрикама. Такова воля Бога, так желает наш отец. Вечером явятся старейшины и засвидетельствуют ваш союз, – сказал Тейман.

Тут вошел Хананель.

– Я все слышал. Не бывать тому! Не Азрикаму я свои сокровища назначил.

– Дед, милый, спаси от Азрикамовых объятий! Не под силу мне два горя враз нести. Пусть выбросит из головы, что полюблю его лишь оттого, что Амнон мною изгнан. Мне ненавистен Азрикам. Судьба моя вместит лишь одного героя. Он был уже и он нарушил верность. Замены не хочу, ведь равного ему нет на земле.

– Кто знает истинную Амнона вину? И не введен ли в заблужденье твой отец? Неужто сердце доброе и юное принадлежит закоренелому злодею? Терпение. Сперва узнаем, что пленницы поведают старейшинам. Исследуем все и предоставим разуму руководить, – рассудительно заметил Хананель.

Заходит Тирца.

– Вот, привели двух ведьм. Не диво, что Амнон разума лишился. Младшая сказочно красива, – сказала Тирца, покосившись на детей.

Тамар смешалась. “Где Маха?” – только и нашлась сказать.

А Маха уж за городской стеной. Устремилась вслед за Амноном.

Глава 24

Попытка расследования

Под охраной стражников Наама и Пнина доставлены в дом Иядидьи. Мать укутана платком, лицо дочери открыто. Иядидья распорядился послать за Зимри. Увидев двух женщин, причину своих бед, Тамар содрогнулась.

– Ах, отец, взгляни на этих несчастных! Некому пожалеть бедную мать, беззащитна скромная дочь! – сказала Тамар с насмешкой, что ранит больнее ненависти. Потом взорвалась. – Попались, негодные! Ограбили меня, душу растерзали, отравить задумали. От возмездия не уйдете!

Наама не нашлась, что ответить, лишь слезы выступили на глазах. Пнина молчит. Тейман во все глаза глядит на Розу с горы Кармель, и горько на сердце, и немы уста.

– Отвечайте, Бога ослушницы, давно ли знаком вам Амнон? – сурово спросил Иядидья.

– Если злодеи возвели клевету на нас, возьмите мою душу, а мать не троньте. Ни к чему мне этот мир, оскверненный живущими в нем! – ответила Пнина.

Появился Зимри, увидел гостей и побледнел от страха.

– Не бойся, Зимри, в моем доме они не сотворят зла, – успокоил Иядидья своего домоуправителя.

– Внемлите мне, грешницы! – обратился Зимри к женщинам, – Бог создал землю и простер над ней небо, ибо Он велик. А великий – великодушен и потому может простить. Пусть истина правит вашими устами, и удостоитесь милости.

– Вельможи всевластные! Хотим предстать перед лицом обличителя нашего, и пусть скажет, чем провинились перед Господом, и найдем ответ, – сказала Наама.

– Не тебе, проклятая ведьма, поминать Господа! Чертей и нечисть адскую призывай! – вспыхнула Тамар.

– Признайся, красавица, что знаешь Амнона и голову ему вскружила. Уловки и обман лишь повредят, – сказал Хананель, обращаясь к Пнине.

– Бог защитит нас, – спокойно и гордо ответила девушка. Достоинство не склоняется перед силой.

– Заприте этих двух в верхней комнате, – приказал Иядидья стражникам, – пусть дожидаются прихода старейшин и суда. Потом призовите Азрикама.

– Молю, отец, не отдавай меня в объятья ненавистного!

– Дочь любимая, единственная! Забудь вздор сердца неразумного!

– Не выслушав Амнона и Пуру вездесущего, мы истину не установим, – заметил Хананель.

Стражники увели женщин и отправились к Азрикаму сообщить, что Иядидья ждет его. Вошел старый и больной Авишай, опираясь на руку своего брата Ситри.

– Господь дал мне силы подняться с постели, чтобы приветствовать тебя, Иядидья, в твой лучший день – день свадьбы Тамар и Амнона – и радоваться твой радости, – произнес старик Авишай.

– И убеленного сединами жизнь может удивить. На свадебном пиру не сладкая песнь кинора, а вой нечистой силы подобает жениху, – ответил Иядидья.

– О чем ты? – изумился Ситри.

– Ты знаешь Амнона с младых ногтей, тем больней тебе услышать, что он польстился на красоту юной ведьмы, злодеяния которой достойны ада, – ответил Иядидья.

– И это – Амнон!? Не иначе Господь низверг на землю ангелов небесных, а нечестивцев поселил на Небесах! – в изумлении воскликнул Ситри.

– Они не только на Небесах! Один из них в мой дом пробрался и все в нем перевернул вверх дном!

– Слова твои ужасные не могу оставить без ответа, – начал Ситри. – Я прежде говорил тебе, что неразумно и чревато бедой чрезмерно полагаться на людей. Лишь вера в Господа – надежная вера, а вера в людей – шатка и легкомысленна. Ты убежден, что Амнон унес мир из дома твоего. Есть три причины бед в Сионе. Первые две – вражий меч и сильных мира беззаконные дела – о себе кричат, а третья – ложь – тиха и незаметна, как змея в траве, но для людей достойных она страшней чумы. Замечать ложное – начало мудрости.

Сиона доблестное воинство принудит врага вернуть меч в ножны. С Божьей помощью суд праведный прочную законность в Иудее водворит. Лишь против лжи нам не известна надлежащая защита. Ложь – цветок, и прячется среди цветов. Собрал букет – и ты добыча зла.

Любезный Иядидья, не говори об Амноне дурного слова, покуда не выслушал его, а также тех, кто на него хулу возводит. Вред видимости истины превысит пользу от нее, когда она найдется. Кто знает, вдруг под собственною крышей обнаружишь осиное гнездо?

– Сказано красноречиво и проницательно. Но где же Амнон? – спросил Хананель.

– Должно быть, отправился в Бейт Лехем, услыхав о болезни Авишая, – сказал Ситри.

– Двое гонцов! Скачите верхом в Бейт Лехем и доставьте мне Амнона! – приказал Иядидья слугам.

– Исчезла из дому Маха, не сказавшись. Что бы это значило? – вопрошает Тамар.

– Зимри, готов ли ты повторить Амнону в лицо то, что говорил о нем Тамар? – спросил Иядидья, пристально глядя на домоуправителя.

Зимри не подал виду, что испугался.

– Прости мое любопытство, господин, но почему ты не выспросишь у двух женщин, кто они такие, и