Мария Феррарелла - Нежный плен
— Шш! — предупредил он. — Ты их всех разбудишь.
Но его ищущие пальцы не останавливались. И она не смогла бы выдержать, если бы они остановились.
Его язык двигался по ее трепещущему животу до тех пор, пока не коснулся источника полыхавшего в ней пожара, средоточия ее страсти. Наступила мгновенная передышка, которая лишь усугубила ее томление. Потом его язык и губы прильнули к ее пылающему лону.
Бет почувствовала прикосновение его губ и попробовала оттолкнуть его. Она не знала, что ей делать — оскорбляться или наслаждаться. Этого не могло быть. Это…
Это было восхитительно.
Жар его губ пронизывал ее с такой страстью, что вскоре у нее уже не осталось сил для сопротивления. Дункан словно поднимал ее все выше и выше. Казалось, будто бы шторм, захватив, швырял ее с волны на волну — до полного изнеможения.
Ее мокрая от пота кожа искусительно блестела в лунном свете. И Дункан уже не мог больше терпеть.
Она ошеломленно смотрела, как он, приподнявшись на руках, скользит своим телом вдоль ее тела до тех пор, пока их глаза не встретились. Ее тело трепетало от наслаждения, в нем, казалось, вспыхивали радуги.
— Что ты со мной сделал? — слабо вскрикнула она.
Польщенный, он был еще в силах улыбнуться:
— Я предавался с тобой любви, Бет. И я буду делать это снова и снова…
— Я не могу… — прошептала она, едва слыша свой голос. Но уже в следующую секунду, когда он начал целовать ее ухо, она поняла, что может.
И смогла.
Ошеломленная, чувствуя потребность ввергнуть и его в тот самый вихрь, в который он вверг ее, Бет протянула руки к Дункану. Когда ее пальцы, скользнув вниз, коснулись его отвердевшего мужского орудия, она услышала, как он застонал и в беспомощном удивлении выкрикнул ее имя. Ее губы изогнулись в довольной улыбке. Она знала, что держит в руке средоточие его наслаждения.
Подчиняясь неведомому инстинкту, Бет нежно провела пальцем по тому, чего она касалась. И его стон подтвердил ей, что инстинкт не подвел ее.
Дункан, схватив ее за запястье, попытался, пока не поздно, остановить ее. Он едва дышал.
— Где ты научилась этому, Бет? Ты сводишь меня с ума.
Пошевелившись, она почувствовала его рядом с собой, возбужденного и страстного.
— Ты меня сам всему научил.
— В таком случае учитель стал учеником. И стал им с удовольствием. — Переплетя свои пальцы с ее и держа обе ее руки за головой Бет, Дункан закрыл ее рот своим ртом и вошел в нее.
И они вместе поплыли навстречу блаженству, оставляя позади мир, который сошел с ума.
Глава 29
Бет повернулась набок и медленно высвободилась из окутывавшего ее тугого кокона сна. Где-то рядом, приветствуя новый день, пели птицы — точно так же, как это бывало дома. Не открывая глаз, Бет протянула руку, чтобы прикоснуться к Дункану. Но его место было пустым и холодным. Молодая женщина открыла глаза, чтобы убедиться в том, о чем уже сказали ей пальцы. Мгновенная вспышка обиды от того, что ее оставили одну, сменилась утешительной теплотой воспоминаний.
Она заснула в объятиях Дункана, заснула изнуренной и довольной после ночи, которую ей уже никогда не забыть. Она никогда не думала, что между мужчиной и женщиной может произойти такое. Мать никогда не говорила ей об этом ни слова. И хотя Бет и представляла себе, как происходит совокупление и какую оно преследует цель, она и понятия не имела о пробуждаемых им чувствах. И никогда бы не поверила, если бы кто-нибудь попытался рассказать ей об этих невероятных ощущениях.
Бет потянулась. Простыни, смятые и сбившиеся в ком, свидетельствовали о том, как прошла эта ночь. Они словно воздавали хвалу Дункану и той страсти, которую он пробудил в ней. Бет со вздохом вспомнила его ласки, обнимая саму себя.
Птицы все настойчивей взывали одна к другой. Рассвет уже наступил, и пора вставать. Время приступать к делу, ради которого она сюда приехала.
Бет встала и быстро оделась. Всего за несколько минут расчесала и заколола волосы. Потом надела вчерашнюю одежду. Мешковатые штаны и рубашка Томми нравились ей теперь куда больше, чем юбки, которые — Бет знала — предпочли бы видеть на ней ее бабушка и Козетта.
Но ей нужно было одеться так, чтобы одежда не стесняла движений. Натянув сапоги, она стала думать, что ей делать дальше. Сначала нужно поздороваться со старушками, а потом скорее искать Дункана.
В воздухе была разлита какая-то странная тревога, смутное предощущение беды. Бет не могла понять, откуда и почему оно взялось, но она чувствовала его очень ясно. Внезапно она осознала, что птицы прервали свои песни.
Бет постучалась в дверь Козетты, но ее там не оказалось.
И хотя для беспокойства как будто не было причин, дурное предчувствие охватило Бет с еще большей силой, окутывая ее душу черной тенью.
Закрыв дверь, она попыталась успокоиться. Отец говорил ей, что его тетка привыкла рано вставать, зачастую покидала свое ложе еще до того, как заходила луна. И все-таки дурное предчувствие продолжало сжимать сердце Бет. Она побежала к бабушкиной комнате, постучавшись, услышала какой-то приглушенный звук, который восприняла как позволение войти, отворила дверь и увидела, что Козетта стоит около постели на коленях. Сердце Бет сжалось, она тотчас бросилась к кровати и спросила встревоженно:
— Что случилось?
Козетта подняла склоненную голову, и Бет увидела слезы, стекавшие по ее впалым щекам.
— Настал ее час, — ответила она.
Бет снова взглянула в лицо бабушки. Оно было совершенно неподвижным, по живым, хотя глаза по-прежнему оставались закрытыми.
— Бабушка…
Незрячие глаза умирающей открылись: в них был какой-то свет, словно бы она видела то, чего никто другой не мог видеть.
На бледных губах Денизы показалась улыбка.
— Я еще жива, моя крошка. Я ждала тебя, чтобы проститься.
Бет, взглянув на двоюродную бабушку, спросила:
— Почему ты не послала за мной?
В ответ Козетта, не отрывая глаз от лица своей сестры, лишь покачала головой:
— Я боялась уходить, боялась… — Дениза Больё нащупала руку своей внучки и улыбнулась. — Ты сказала мне, что найдешь своего отца.
— Да, — прошептала Бет, глотая слезы. — Обязательно найду и отвезу домой.
Дениза кивнула и с облегчением вздохнула:
— Тогда я могу умереть спокойно. Я знаю: мой сын еще жив. Я чувствую это своим сердцем.
Слабая улыбка коснулась уголков ее губ и тотчас же исчезла: силы покидали ее так быстро, что ей было трудно даже улыбаться.
— Козетта! — чуть слышно прошептала умирающая.
— Я здесь, Дениза, — старая дева беззвучно плакала.