Кристин Ханна - Если веришь
Она убеждала себя, что наступит день – и она помирится с отцом. Скоро она сможет сказать ему те слова, которые жгли ее сердце. Возможно, даже завтра...
– Черт! – Тишину разрезал крик Бешеного Пса. Он лежал распростертым на земле с широко раскинутыми руками и ногами, а Джейк отчаянно тряс его за плечи.
Мария отбросила штаны, вскочила и в ужасе выкрикнула имя Бешеного Пса.
А он уже сел и смотрел на нее с хитрым видом.
– А у парня получается, – сказал он, потирая челюсть. – Я горжусь тобой, Джейк.
Джейк просиял. А потом еще ниже наклонился к Бешеному Псу, и они начали о чем-то разговаривать. Мария вернулась на качели и подняла с земли штаны.
– Хороший он человек, – заметил Расе.
Мария даже не стала притворяться, будто не понимает, о ком речь.
– Да.
– Ты его любишь?
Вопрос удивил Марию. Она уже сотни раз задавала его себе в последние дни, но все время отметала, хотя с каждым днем чувствовала, что ей трудно ответить. Всякий раз, когда она смотрела на Бешеного Пса, вопрос опять возникал в ее сердце.
Бешеный Пес, конечно, ее не любил. Она знала и мирилась с неизбежным. Почему-то для нее такой факт был не важным. Главное, что она хотела понять, любит ли она его. Иногда, глядя на его смеющееся лицо или ощущая тепло его прикосновения, она чувствовала... нечто большее, чем простое физическое влечение.
– Откуда мне знать, Расе?
Он посмотрел на нее, и мечтательная улыбка коснулась его глаз.
– Ты бы знала.
– Во всяком случае, – вздохнула она, – между мной и Бешеным Псом не получилось любви с первого взгляда.
– Не знаю, – улыбнулся Расе. – В культуре некоторых народов удар прикладом дробовика в челюсть считается формой ухаживания.
Мария не могла сдержать улыбки.
– Думаю, я его не люблю, но...
– Что «но»?
Мария нервно облизнула губы и посмотрела на отца. В его слезящихся старческих глазах она увидела что-то, чего раньше не видела. Неограниченную любовь и привязанность. Открытие ее поразило. Присутствовали ли такие чувства в его взгляде и раньше или появились только сейчас? Впрочем, не важно. Значение имел лишь тот факт, что впервые в жизни в глазах отца она не выглядит неудачницей.
Ее сердце затрепетало. Она вдруг почувствовала себя молодой и полной надежд на будущее.
– Но я думаю, что смогу полюбить его... если позволю себе.
В глазах отца появилась печаль, и Мария подумала, что он считает себя виновным в ее неспособности любить.
– А ты не бойся позволить себе, Мария.
– Я не знаю, могу ли рассчитывать на ответную любовь. Мне кажется... он не умеет любить.
– Этого никогда нельзя знать, Бу. – Эмоции перехватили горло Марии.
– Ты очень давно так меня не называл.
– А следовало бы. Знаешь, о чем я подумал? Что он может полюбить тебя.
– Если останется, – наконец-то произнесла она вслух пугающие ее слова.
Расе перестал улыбаться. Медленно, с усталым видом он облокотился на спинку качелей. Даже такой вечный оптимист, как Расе, не мог притвориться, что у него есть на них ответ.
– Если останется, – произнес он.
И оба снова погрузились в молчание.
Бешеный Пес вышел из душа и вытерся. Обмотав полотенце вокруг пояса, он подошел к запотевшему зеркалу.
Предвкушение встречи с Марией возбуждало его. Она выполнила свое обещание и придумала повод, для того чтобы они смогли остаться одни. Джейк уже запрягал Клео, и с минуты на минуту он и Расе отправятся в город.
Бешеный Пес взял бритву Расса и, насвистывая, начал бриться.
Неожиданно снаружи раздался крик.
Бешеный Пес выронил бритву, и она упала в фаянсовую раковину. Сдернув полотенце и поспешно натянув джинсы, он выбежал сначала в холл, а потом на крыльцо.
Перед его глазами поплыли страшные картины: Мария на коленях посреди грязи, распростертый на земле Расе, Джейк, по испуганному лицу, которого струились слезы.
– О Боже! – Он сбежал с крыльца и пересек двор.
– Расе, Расе! – Отчаянный крик Марии раздавался в тишине фермы. Она трясла отца за плечи, повторяя: – Очнись, очнись.
Бешеный Пес опустился рядом с ней на колени и тронул ее за плечо:
– Что случилось?
Она повернулась к нему. В ее глазах застыл ужас.
– Он... просто упал. – Она закрыла ладонью рот, словно только сейчас поняла, что произошло. – О Господи...
Бешеный Пес схватил Расса за запястье:
– Пульс есть. Он жив.
У Марии вырвалось рыдание. Бешеный Пес поднял на руки безжизненное тело старика, голова которого болталась из стороны в сторону.
– Принеси одеяло, – приказал Бешеный Пес.
Но Мария словно окаменела. С бессмысленным взглядом она продолжала сидеть на земле, опустив голову и стиснув кулаки.
– Мария! – прикрикнул он.
Его голос дошел до нее, но словно сквозь туман. Она с трудом подняла голову: – Что?
– Принеси одеяло! Сейчас же!
Она вдруг вышла из ступора и бросилась в дом. Спотыкаясь, поднялась наверх, вбежала в свою спальню и сдернула с кровати одеяло. Прижав его к груди, она скатилась с лестницы и выбежала из дома.
Расе уже лежал на заднем сиденье дрожек со сложенными на груди руками.
Мария, вскрикнув, остановилась. Одеяло выпало у нее из рук.
– Боже, Мария.
Бешеный Пес поднял одеяло и бросил его Джейку.
Мальчик накрыл им Расса, подоткнув края со всех сторон.
Бешеный Пес вскочил на облучок и схватил поводья.
– Открой ворота, Мария! «Ворота!»
Слово, подобное удару. Мария задрожала всем телом и начала задыхаться.
– Открой, чертовы ворота!
«Ты можешь открыть ворота, Мария. Ты можешь». Она нерешительно подошла к воротам. Серебряная задвижка блестела в лунном свете. Она смотрела на нее, не в силах пошевелиться. В висках стучало, началась головная боль. Ей показалось, что ее вот-вот вырвет.
«Давай, Мария...»
Она протянула руку. Ее пальцы так дрожали, что ей не сразу удалось схватить задвижку. А когда она дотронулась до холодного металла, ее охватил первобытный ужас, и она отдернула руку.
Она не может дотронуться до нее, не может ее отодвинуть. Даже ради Расса. «О Боже милосердный...»
За спиной раздался какой-то стук. Копыта лошади совсем близко…
– Тпру!
Клео взвилась, дрожки со страшным скрипом остановились. Бешеный Пес соскочил с сиденья, распахнул ворота и снова сел в дрожки.
– Залезай! – крикнул он.
Мария тупо смотрела на него. Она не понимала, о чем он говорит.
– Ради Бога, залезай!
Она покачала головой, пытаясь что-то сказать, но не могла выдавить из себя ничего, кроме жалкого испуганного мяуканья. Отчаяние душило ее. Все годы она себе лгала, считая, что не хочет выходить за ворота. Оказывается, она не может, у нее болезнь неодолимого страха перед миром за воротами.
