Элизабет Хойт - Принц-леопард
Он пододвинулся вперед и принялся усердно тереть указательным пальцем по столу, словно хотел сделать дырку в поверхности красного дерева.
– Ее отравили ядом болиголова, как и овец. Рядом с телом нашли его деревянные фигурки. Если помнишь, эти деревянные фигурки находят уже второй раз. – Сайлас протянул вперед руки ладонями вверх. – Какие еще доказательства тебе требуются?
– Отец, я знаю, ты ненавидишь Гарри Пая, но посуди сам, зачем ему оставлять собственные резные фигурки рядом с телами убитых животных и людей? Зачем ему так подставлять себя?
– Скорее всего, он просто сумасшедший, – тихо произнес Томас из своего угла. Сайлас хмуро посмотрел на старшего сына, но тот был слишком увлечен словами Беннета. – Пай наверняка унаследовал дурные привычки своей матери, порядочной неряхи и грязнули.
На лице Беннета отразились печаль и боль.
– Том…
– Не смей называть меня так! – резко выкрикнул Томас. – Я старший брат. Я наследник имения. Изволь относиться ко мне с подобающим уважением. Ты всего лишь…
– Заткни пасть! – рявкнул Сайлас. Томас съежился в своем углу:
– Но отец…
– Хватит, я сказал! – Сайлас грозно уставился на своего старшего сына и не отрывал глаз, пока тот не покраснел. Потом мистер Грэнвиль поудобнее устроился в кресле и снова обратил свой взор на Беннета. – Чего ты хочешь от меня?
Беннет посмотрел на старшего брата, словно хотел извиниться, но тот проигнорировал его. И лишь потом ответил:
– Не знаю, отец.
Вид Грэнвиля-отца выдавал некоторую неуверенность. Но ответ сына подействовал на него словно живительный бальзам.
– Я член городского магистрата, и должен поддерживать такой порядок, какой считаю правильным.
– Дай мне хотя бы увидеться с ним.
– Нет. – Сайлас покачал головой. – Он опасный преступник. Пустив тебя к нему, я поступлю безответственно.
Этого нельзя допустить, пока действия его подручных не будут признаны правильными. Они долго били Пая, пока тот не свалился с ног окончательно, но этот негодник до сих пор отказывается говорить. Еще несколько дней, и он будет сломлен окончательно. Да он непременно сломается. Тогда Сайлас спокойно вздернет его на виселицу. И уже никто – ни Бог, ни король – не смогут ничего возразить.
Да, черт возьми, он будет ждать, сколько потребуется.
– Очень, очень жаль. – Беннет взволнованно ходил по комнате. – Я ведь знаю его с детских лет. Он мой… – Он прервал, начатое было предложение, и махнул рукой. – Пожалуйста, позволь мне поговорить с ним.
Его любимый мальчик давно ни о чем не просил, давно не умолял своего отца. Он забыл, что мольбы дела ют противника только сильнее.
– Нет. – Сайлас с сожалением покачал головой.
– Он еще жив? Сайлас осклабился:
– Да, жив, но это ненадолго.
Беннет побледнел, уставился на отца, и, казалось, вот-вот собирался его ударить. Сайлас рассвирепел окончательно.
– Черт тебя побери, – пробормотал Беннет.
– Это уже почти случилось.
Беннет развернулся, подошел к двери и распахнул ее. На порог комнаты чуть не упал маленький щуплый паренек.
– Это еще что такое? – прорычал Сайлас.
– Мальчик со мной. Заходи, Уилл.
– Скажи своим слугам, чтобы не подслушивали под дверями, – медленно проговорил Сайлас.
Эти слова по какой-то необъяснимой причине заставили Беннета остановиться и повернуться к отцу, Беннет переводил взгляд с мальчика на Грэнвиля-старшего.
– Ты и вправду не знаешь, кто этот парень?
– А что, должен? – Сайлас, наконец, взглянул на паренька. Каштановые волосы юнца что-то действительно напоминали ему, но он отбросил сантименты. – Этот парень – никто.
– Господи, я просто не верю своим ушам, – Беннет уставился на отца. – Мы все только пешки в твоих руках, так ведь?
Сайлас мотнул головой:
– Ты же знаешь, я не люблю загадки. Но Беннет уже взял паренька за плечо и направился вон из комнаты. Дверь за ними звонко захлопнулась.
– Неблагодарный сын, – прошептал Томас из своего угла. – После того, что ты сделал для него, отец, после всего, что я пережил, он просто неблагодарный щенок.
– Чего ты добиваешься? – прорычал Сайлас.
Томас непонимающе моргнул, потом встал и приосанился:
– Отец, я всегда тебя любил и уважал. Я сделаю все, что ты попросишь. – И тоже собрался покинуть комнату.
Минуту Сайлас смотрел на своего старшего сына, а затем снова покачал головой. Потом повернулся к расположенной рядом со столом маленькой дверце, инкрустированной разными породами дерева, и открыл ее. За ней скрывался прямой выход из библиотеки в подвалы; зачем его сделал предок, оставалось для Грэнвиля загадкой. В проеме появился дородный детина, которому пришлось низко наклонить голову, чтобы пролезть. Торс его был обнажен. Огромные сильные ручищи свисали по бокам. Покрывавшие грудь обильные волосы перепачканы кровью.
– Ну? – требовательно спросил Сайлас.
– Он так и не заговорил, – ответил детина, потрясая распухшими кулачищами. – Мои суставы разбиты в кровь, да и Бад тоже потрудился сегодня на славу.
Сайлас нахмурился:
– Что, позвать вам на помощь еще кого-нибудь? Всего один хлюпик, и тот меньше и слабее каждого из вас. Прошло столько времени, он должен уже быть готов исполнить любое ваше желание.
– М-м да, но парень оказался очень крепким. Я повидал немало дюжих парней, которые после таких побоев рыдали как малые дети.
– Это только твои слова, – усмехнулся Сайлас. – Перебинтуй свои кулаки и начинай сначала. Он расколется уже очень скоро, и тогда вы получите достойную награду. Если до завтрашнего дня у вас с напарником ничего не выйдет, то я приглашу на замену других парней.
– Будет сделано, мой господин. – И прежде чем уйти, детина, едва скрывая ярость, пристально посмотрел на Сайласа. Господь свидетель, он выбьет из Пая все, что надо выбить.
Дверь в подвал захлопнулась, и Сайлас улыбнулся. Ждать оставалось совсем недолго.
Он слышал, как где-то капает вода.
Медленно.
Монотонно.
Бесконечно долго.
Когда он впервые очнулся в этой комнате, то сразу же услышал звуки капающей воды. С тех пор вода капала каждый день с утра до вечера, не переставая, как капает сейчас. Этот звук хуже побоев. Если он не прекратится, выдержать будет трудно.
Гарри пошевелил плечом и постарался отодвинуться от стены. Каждое движение причиняло боль. Ему казалось, что он находится в этой крошечной комнате не меньше недели, но полной уверенности не было: следить за временем в таких условиях просто невозможно. Много времени он провел без сознания, может, часы или дни, он точно не знал. Высоко под потолком виднелось маленькое окошко, размером не больше головы ребенка, закрытое толстой ржавой решеткой. Сквозь прутья пробивались редкие травинки: значит, окно находилось на уровне земли, а он в подполе. Потолок камеры хорошо освещался, когда солнце находилось на определенной высоте. Каменные стены камеры всегда оставались влажными, а пол – грязным.
