Елена Арсеньева - Бог войны и любви
Это зрелище оказалось для нее непереносимо. Голова закружилась так, что Анжель покачнулась, падая, а чтобы удержаться, вцепилась ногтями в твердые бедра незнакомца. Он хрипло выдохнул, а потом застонал так, что эхо от его стонов отразилось от бревенчатых стен, сливаясь с исступленными криками Анжель. Вовсе обезумев, она неслась на этом трепещущем скакуне в бездну наслаждений, которые бесконечно множила игривая вода. И опять… и еще раз, и снова!
Он был с нею один, но стоил десятерых.
* * *Немалое минуло время, прежде чем Анжель осознала, что не умерла от восторга, а еще жива и по-прежнему сидит в теплом водоеме, однако теперь уже не спиной к незнакомцу, а свернувшись у него на коленях, окруженная ласковым кольцом его рук, и вода уже не буйствовала греховно, а ласково колыхала Анжель, сливая чуть слышный, успокаивающий свой плеск с бесконечно нежным шепотом:
— Родная моя… радость моя… наконец-то я нашел тебя!
Он говорил по-русски, однако даже если бы Анжель не понимала слов, смысл их сделался бы понятен только по звукам этого счастливого голоса. Но лучше бы она не знала этих слов, ибо они ранили ее в самое сердце!
— Любимая моя, сколько же я искал! Уже и надежду потерял. Думал, ты погибла, думал…
У него перехватило дыхание, и Анжель вдруг тоже ощутила, что задыхается, словно они сделались одним единым существом.
— Как же ты попала сюда? Зачем ушла, где скрывалась? Знала бы ты, сколько причинила бед! Княгиня занемогла, князь чуть с ума не сошел, когда твое письмо прочел. Но я не верил, я не верил, что более не увижу тебя!
Анжель жадно глотнула воздуху.
О чем это он говорит? Кто ушел? Кого он искал? Какие князь и княгиня? Он сошел с ума, этот незнакомец, доставивший ей столько счастья, но лица которого она так и не видела!
Встрепенувшись, Анжель резко откинулась назад, чуть не соскользнув с его колен в воду, но была подхвачена проворными руками.
— Что с тобой? — Он улыбнулся.
Анжель ошеломленно смотрела на твердые, такие ласковые губы, на ямочку в середине подбородка, высокие скулы, серые глаза вприщур под разлетом светлых, выгоревших бровей.
Серые глаза вприщур… Не воспоминание, нет — какая-то далекая тень его прошла, пролетела, промелькнула, будто птица в вышине, не задев Анжель своим крылом.
Может быть, она видела его во сне, но наяву никогда.
Никогда!
— Кто вы, сударь?
— Почему ты так смотришь на меня?
Они прошептали это враз, она — по-французски, он — по-русски, но с равным испугом.
— Кто я? — Он пожал плечами. — Что с тобой? О чем ты говоришь? Ты не узнаешь меня?
Анжель затрясла головой:
— Месье, я не знаю вас!
Кровь бросилась ей в лицо при воспоминании о том, что случилось между ними несколько минут назад, а в его глазах мелькнула усмешка:
— Не знаешь?
— Месье, я… — Она смешалась, но все-таки с трудом выговорила: — Я не знала вас раньше!
Он смотрел пристально, недоверчиво, и ласковая улыбка еще играла на его губах:
— Зачем ты это говоришь? Что за игру ты ведешь со мной? Сейчас не время. Я искал тебя по всему фронту, и только чудом в этой церкви…
И тут Анжель узнала его и с облегчением воскликнула:
— О, я вспомнила, вспомнила! Ну конечно!
Это восклицание осветило его лицо, как солнце освещает весь Божий мир; он потянулся к Анжель, но замер при ее следующих словах:
— Я видела вас в той разрушенной церкви. Вы — монах, да?.. О, понимаю. Вы переоделись монахом, чтобы следить за отступающей армией? Вы — русский шпион?
Она сидела в его объятиях, оба они были голые и только что предавались безумной страсти, а все-таки он был враг!
Анжель вдруг осознала, что именно он наслал на них полк своих баб-амазонок-партизанок, этих жестоких убийц и похитительниц, которые притащили ее сюда для его услаждения. Русский дикарь! Он забавлялся с нею, как с игрушкой, а теперь мутит ей душу какими-то бреднями. Зачем?
— О чем ты говоришь? — прохрипел он. — Да посмотри ты на меня! Да что же с тобой?!
Анжель рванулась с его колен и встала на скользкое дно водоема. Чего бы он ни хотел от нее, она не могла ему этого дать!
— Простите меня, месье, если я обманула ваши ожидания, — пробормотала она, вглядываясь в его глаза и пытаясь понять их выражение. — Отпустите меня! Позвольте мне уйти!
— Отпустить? — переспросил он таким голосом, что Анжель пробрала дрожь.
О нет, она вовсе не хотела уходить, она желала бы остаться, чтобы снова очутиться в его объятиях, однако невыносимо же осознавать: он принимал ее за другую, приказал другую привести к себе, целовал другую, извергал свой пыл в другое лоно… и Анжель ему никто. Ошибка. Приятная ошибка, да, но тем скорее об этом надо забыть.
— Отпустить, говоришь? — Он внезапно перешел на французский: — Как ваше имя?
— Анжель д'Армонти.
Лицо его дрогнуло:
— Анжель?.. Ангелина?!
Она пожала плечами:
— Анжель д'Армонти.
— С кем вы путешествовали?
— С мужем и его матерью.
— С мужем? О Господи! Среди тех людей, с которыми я вас видел, был ваш муж?!
Анжель отвела глаза, вспомнив, свидетелем чего он мог быть. Да уж, неудивительно, что он владел ею, даже не сочтя нужным показаться на глаза! После того, что слышал и видел!..
— Нет, — глухо ответила она. — Муж мой давно погиб.
Давно!.. Какую-то неделю назад, а кажется — жизнь с тех пор прошла.
— А эти люди? — допытывался он.
И ей вдруг захотелось причинить ему боль. Не вызвать жалость и сочувствие, что непременно произошло бы, расскажи она о том, как досталась Лелупу, а вонзить в него нож отвращения к себе!
— Это мои любовники, — бросила она небрежно. — Я им плачу за то, что они кормят меня, охраняют, помогают добраться домой.
— Где ваш дом?
— В Париже, — соврала Анжель, не моргнув глазом.
И тут в голосе его вновь зазвучала отчаянная надежда:
— Где вы жили в России?
Анжель замялась. Зачем ему знать?
— Где вы жили в России? Говорите, ну! Да я сам скажу!
— В Москве! — выпалила Анжель, повинуясь непонятному чувству противоречия, вдруг овладевшему ей.
Ей уже нечего было терять в этой жизни, она и так потеряла все, сделалась животным, покорно лижущим всякую руку: кормящую, бьющую, ласкающую — всякую! Фабьен и его мать, Лелуп и Туше, Варвара и этот изощренный любитель наслаждений — кто угодно были властны над нею, кто угодно мог распорядиться ее судьбой. Но всё! Больше этого не будет! Она будет делать отныне только то, что захочет. И если не захочет знать, за кого принимает ее этот человек, кто он таков сам, кого так отчаянно ищет среди боев и смертей, — то и не узнает.
