Хизер Гротхаус - Нежная обманщица
Мрачно глядя в глаза жене, Ник заговорил, ясно выговаривая слова:
— Ты желаешь поболтать о дурных наклонностях твоего отца, а у меня вон там, в зале, умирает друг. У меня нет времени для твоих воспоминаний и загадок, Симона. Честно говоря, я изрядно устал от них. Арман покинул Хартмур?
Симона неуверенно кивнула, и он продолжил:
— Тогда делай, что я сказал, и прекрати меня мучить сказками о причудах твоих родственников. Я не хочу больше слышать о них ни сегодня, ни в будущем.
Симона побледнела еще сильнее. Ник видел, как она проглотила комок в горле. Не сказав больше ни слова, она развернулась и исчезла в дверях дома.
Ник двинулся к конюшням. В голове вертелись первоочередные дела. Измученное тело требовало отдыха; но он не замедлил шаг.
Скоро приедет Ивлин.
Глава 19
Симона пробиралась сквозь густую толпу в большом зале Хартмурского замка. Слова Ника еще звучали в ушах. Симоне казалось, что ее сердце остановилось. На верхней губе и на лбу собрались мелкие капельки пота, но Симона чувствовала озноб. Кожа под легким платьем стала холодной и влажной.
«Она единственное дитя лорда Хандаара. Я послал за ней».
Симона шла по залу как во сне, изо всех сил пытаясь заглушить звучащий в голове голос Ника.
«У меня нет времени для твоих воспоминаний и загадок, Симона. Честно говоря, я изрядно устал от них. Прекрати меня мучить сказками о причудах твоих родственников. Я не хочу больше слышать о них ни сегодня, ни в будущем».
Какой-то молодой воин, почти мальчишка, столкнулся с Симоной, спеша к товарищам, которые уже начали готовиться к походу. Он спросил, все ли с ней в порядке, но Симона не отозвалась, двигаясь все в том же тупом оцепенении, не различая лиц, не слыша голосов окружающих.
«Она — единственное дитя лорда Хандаара».
Наконец у огромного камина ее взгляд отыскал леди Женевьеву и леди Хейт. Обе дамы стояли на коленях, склонясь над распростертым воином. Вокруг суетились служанки.
«Я послал за ней».
Симона протолкалась сквозь кольцо любопытных, окруживших двух дам и их пациента, и в этот момент потрясение прошло. В уши хлынул хаос голосов и звуков.
Старый лорд был без сознания. Он лежал на тонком шерстяном одеяле. Кровавые потеки мешали разглядеть его лицо. На груди было множество шрамов и свежих ран. Плечо скрывалось под повязкой из длинных белых полос ткани, когда-то, возможно, белой, а сейчас страшного охряного цвета.
Тело лорда Хандаара было прикрыто лишь остатками его собственной одежды. Левая нога была вывернута самым невероятным образом, кровь обильно просочилась на ткань штанов, отчего они стали почти черными. Правая нога…
Симоне стало дурно.
Правая нога кончалась широким обрубком немного ниже бедра. Культя и верхняя часть штанины были замазаны дегтем. От ран исходила невыносимая вонь.
Симона схватилась за горло, пытаясь унять подступающую тошноту.
Руки леди Хейт споро летали над распростертым телом. Она держала кинжал и ловко срезала остатки одежды и промокшие от крови повязки. Леди Женевьева помогала невестке, собирала разбросанные лохмотья и тихонько плакала. Голос Хейт звучал спокойно и твердо:
— Принесите две жаровни и кадку с водой. Из колодца, не из ручья, — говорила она, осторожно срезая ткань вокруг культи. — И большой гладкий камень. Роза?
— Да, мэм.
Когда Хейт стала удалять обрывки одежды, Женевьева вскрикнула и отвела глаза, сама Хейт осталась бесстрастной.
— Новый кусок мыла и чистую щетку из кузни. Иди же, дитя! Бегом. Где Тилли?
— Я тут, миледи.
— Все чистое белье, какое найдешь, и черную шкуру из моей спальни. И отведи Изабеллу к няне.
Принесли жаровни и камень. Хейт бросила камень на раскаленные угли и приказала:
— Найдите леди Симону.
— Да, миледи.
Тилли вскочила на ноги, кинулась в толпу и в двух шагах от Симоны начала кричать:
— Баронесса! Баронесса! Где вы?
Симона хотела открыть рот, выйти вперед, но тело отказывалось слушаться. Одно движение — и она рассыплется, как гнилое дерево.
— Баронесса! — Маленькая жесткая рука ухватила Симону за локоть. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Тилли. Лицо служанки, укачивающей хнычущую Изабеллу, раскраснелось и выдавало крайнее раздражение.
— Я здесь, — тупо отозвалась Симона.
Тилли нахмурилась и подтолкнула ее к лорду Хандаару.
— Ходи тут за вами, — проворчала служанка и скрылась в толпе.
Симона чувствовала, как десятки взглядов впиваются в ее лицо. Больше всего ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, провалиться сквозь землю. Она кашлянула и спросила:
— Чем могу помочь?
Хейт на мгновение приподняла голову:
— А, Симона! Хорошо. Встань напротив.
Симона на подгибающихся ногах обошла лорда Хандаара и опустилась на колени с противоположной стороны. Женевьева села ближе к голове раненого, она гладила его окровавленное лицо и шептала молитвы.
Хейт оглянулась и громко приказала:
— Уйдите все из зала! Займитесь своими делами.
Толпа отступила. Люди стали расходиться, перебрасываясь самыми разными предположениями.
— Он не выживет. Может умереть прямо сейчас, у них на руках.
— Что будет делать барон? Бедная леди Ивлин…
— Она скоро приедет. Лорд вызвал ее из монастыря и…
— Новой хозяйке надо бы держать ухо востро…
— Она все равно сумасшедшая. Какое ей дело…
Хейт фыркнула, повернулась на одном колене и грозно прикрикнула:
— Ну-ка, марш отсюда! Не то я прикажу вас высечь!
Симона не подала виду, что слышала эти унизительные рассуждения. Стоя на коленях, она не отрывала глаз от тонкой израненной кожи на груди Хандаара. Старик дышал неровно, едва заметно.
Раздался всплеск, потом шипение. Хейт протянула Симоне бадью с водой, в которую бросила горячий камень. Симона быстро подхватила бадью и поставила рядом с собой. Хейт перекинула несколько мягких тряпок.
— Начинай с головы и двигайся вниз, — распорядилась она, подсовывая лезвие под окровавленную повязку на плече старого лорда. — Когда принесут мыло и щетку, обработаем раны.
Симона кивнула и взялась за дело. Стоять на коленях в холодной грязи было тяжело, но чувства словно бы онемели. Сунув тряпицу в бадью, Симона вскрикнула.
— Будь осторожна, вода горячая, — отозвалась Хейт, продолжая разрезать узлы очень умело наложенной повязки. — Симона? — Хейт на мгновение подняла глаза.
— Да. — Симона, морщась; отжала тряпицу и положила ее на голову Хандаара. Красные ручейки побежали по лицу раненого. Из губ Симоны вырвалось рыдание.
