Элизабет Хойт - Герцог полуночи
— Ваша светлость… — послышался почтительный голос Крейвена.
Открыв глаза, Максимус увидел, что камердинер стоит у кровати со свечой в руке и изо всех сил старается не смотреть на женщину в постели хозяина.
— Что? Слушаю…
— Виконт Килборн пришел в себя, ваша светлость.
Мужчины говорили очень тихо, чтобы не побеспокоить спавшую даму. Но Артемис тут же проснулась и спросила:
— Как давно?
Максимус резко повернул к ней голову. Обычная женщина покраснела бы и ужасно смутилась, если бы ее застали в постели мужчины, за которым она не была замужем. Некоторые из его знакомых дам лишились бы чувств, по крайней мере, изобразили бы обморок, но Артемис спокойно смотрела на Крейвена, ожидая ответа.
— Что вы сказали, мисс?.. — Крейвен немного растерялся.
— Мой брат, — пояснила Артемис. — Как давно он пришел в себя?
Камердинер откашлялся и проговорил:
— Всего несколько минут назад, мисс. Я пришел сразу же.
— Хорошо. — Она кивнула и села, прижав одеяло к своей изумительной груди. — Крейвен, не будете ли добры отвернуться? — Едва дождавшись, когда камердинер повернется к ней спиной, Артемис откинула одеяло и встала нагая. — Он в порядке? — спросила она и наклонилась, чтобы взять с пола свои чулки. Присев на край кровати, быстро надела их.
— Лорда Килборна, по-видимому, мучит какая-то боль, — снова откашлявшись, ответил Крейвен. — Но он понял меня, когда я сказал, что пойду за вами.
— Благодарю вас, — кивнула Артемис и, надев поднятый с пола корсет, попыталась затянуть шнуровку.
Пробормотав крепкое ругательство, герцог встал с кровати и проворчал:
— Позволь мне.
Чуть повернув голову, она замерла, когда Максимус коснулся ее плеч. А он, затягивая шнуровку корсета, думал о том, что совсем не так хотел провести с ней утро. Увы, они даже не могли позавтракать вместе. Максимус быстро затягивал шнуровку корсета, стараясь не думать о нежных завитках у нее на затылке.
— Который час, Крейвен? — Он взглянул в окно. Снаружи был еще серый предрассветный сумрак.
— Еще нет шести, ваша светлость, — ответил камердинер с «каменной» вежливостью.
Герцог нахмурился и, не сказав больше ни слова, завязал шнуровку, потом надел панталоны, рубашку, жилет и сюртук. Артемис одевалась так же быстро, и он с удивлением подумал: «А ведь она, наверное, каждый день одевается без посторонней помощи. Да, по-видимому, так и есть. У нее же нет горничной, если только Пенелопа не предоставила ей свою». Эта мысль почему-то еще сильнее рассердила герцога. Его мать и все леди, которых он знал, не могли одеться без чьей-либо помощи. И вообще, считалось, что им не положено одеваться самим — эта работа отводилась представительницам низших классов.
Взяв свечу, Максимус вышел из комнаты. Он столько раз проделывал путь в свое подземелье, что мог обойтись и без света, но свет был нужен Артемис. Он спускался вниз, громко стуча каблуками по ступенькам, когда же остановился перед дверью в тайный подвал, ему в голову пришла мысль: «А ведь Килборн — трижды убийца».
Они с Крейвеном не побеспокоились надеть на него цепи, потому что он был без сознания, и теперь Максимус с горечью проклинал собственную глупость. Кто знает, что ожидало их за дверью?
— Оставайтесь здесь, — отрывисто бросил он Артемис.
— Нет. — Она решительно покачала головой.
Максимус не привык, чтобы его распоряжениям не подчинялись. Прищурившись, он взглянул на свою спутницу.
— Мы не знаем, в каком он состоянии.
— Именно поэтому я войду туда, — заявила Артемис, сопровождая свои слова испепеляющим взглядом.
Максимус бросил взгляд на Крейвена, но камердинер рассматривал рисунки на стене — словно никогда прежде их не видел и собирался написать о них научную статью.
Вставив ключ в замок, герцог проговорил:
— Он может быть опасен.
— Только не для меня, — заявила Артемис.
— Но ведь ваш брат…
Она решительно положила ладонь ему на руку, чтобы повернуть ключ и открыть дверь. Артемис собралась войти, но Максимус знал, что, возможно, будет проклинать себя, если позволит ей войти первой. Он, вероятно, не мог помешать ей увидеть душевнобольного брата, но, в крайнем случае, мог защитить ее. Поэтому, придержав Артемис за плечо, он вошел первый.
В подвале было очень тихо. В жаровне еще тлели угли, и мерцала единственная свеча, бросавшая свет на человека на койке. А тот неподвижно лежал на боку, отвернувшись от двери.
Максимус приблизился к нему с осторожностью. Артемис могла считать своего брата безобидным, но его нашли возле окровавленных тел троих его друзей, а человек, способный на такое, способен на все.
Герцог уже находился в шаге от кровати, когда лежавший на ней великан вдруг встрепенулся. Максимус знал, что Килборн — крупный мужчина (ведь он нес его полуживого из Бедлама), но сейчас почему-то казалось, что вместе с сознанием к виконту вернулся и его вес. С широкими и мускулистыми, как у кузнеца, плечами, лохматый, с нестрижеными волосами и отросшей бородой Килборн выглядел как лесной житель — какое-то огромное дикое существо, обитающее в глухих лесах и не знающее человеческого языка. Такое чудовище, наверное, вполне могло бы оторвать человеку голову.
— Аполло… — Артемис вышла из-за спины герцога, но тот схватил ее за руку и притянул к себе.
Она с возмущением взглянула на него, но взгляд, который бросил на него ее брат, был еще более выразительным, так что Максимус, крепко сжимавший запястье Артемис, невольно поежился. А безумец, открыв рот, издал какой-то странный звук, и в глубине его груди возник рокот. Только спустя мгновение Максимус понял, что Килборн рычит на него, и у него волосы на затылке встали дыбом.
— Позвольте, я подойду к нему. — Артемис постаралась высвободить руку.
— Нет! — заявил герцог. Он не мог позволить ей приблизиться к этому зверю.
— Но Максимус… — Крейвен и Килборн, повернув головы, с удивлением взглянули на Артемис, когда она назвала герцога просто по имени. Но она, не обращая на них внимания, проговорила: — Максимус, можете подойти вместе со мной, но я буду касаться своего брата и разговаривать с ним.
Герцог тихо выругался и проворчал:
— Вы самая упрямая женщина на свете.
Артемис молча смотрела на него, смотрела пристально и непреклонно. Тяжко вздохнув, герцог повернулся к безумцу.
— Покажите ваши руки.
Он ожидал, что никакой реакции не последует, но Килборн тотчас же вытянул перед собой свои лапищи. «Не такой уж он и зверь», — промелькнуло у Максимуса.
— Я Уэйкфилд, — обратился он к безумцу. — Не думаю, что мы с вами встречались прежде. По просьбе вашей сестры я вызволил вас из Бедлама и доставил в свой дом.
