Бертрис Смолл - Рабыня страсти
Инига посетила Зейнаб через два дня после визита Алимы. И вскоре три юных девушки (включая Ому) стали подругами.
Инига быстро научила девушек игре в шахматы. — Братья мои возомнили, будто играют лучше всех на свете, — говорила она. — Они играют только между собой, но я-то знаю, что могла бы разбить любого из них в пух и прах! Но вот мама говорит, что я не должна так поступать — ведь мужскую гордость столь легко уязвить! Вот и приходится мне, бедной, нарочно поддаваться, когда кто-нибудь из братьев соизволит снизойти до меня… Они совершенно счастливы!
Зейнаб рассмеялась. Хоть она и была моложе Иниги, но жизненный опыт сделал ее куда более зрелой.
— Твоя мать права, Инига, — заверила она новую подружку. — Женщины и вправду сильнее во всем. Думаю, именно поэтому Аллах предназначил им участь продолжательниц рода людского. Подумай, разве можно представить себе мужчину, рожающего дитя? — Она захихикала.
— А ты когда-нибудь видела, как рождается младенец? — Глаза Иниги от любопытства стали совершенно круглыми.
…Осторожней, сказала себе Зейнаб. — Инига — дочь богатых родителей, притом непорочна. По-видимому, она знает лишь приблизительно о том, что бывает между мужчиной и женщиной.
— Моя сестрица-близнец и я были старшими у матери, — уклончиво сказала она. — У матери после нас появилось много детей. До пятилетнего возраста мы с Груочь ничего не знали о том, как это бывает… Богатые дома в Аллоа — совсем не то, что здесь. Мы жили в каменной башне, на каждом этаже которой было по одной комнате. У нас не было своего уголка. Было всегда холодно и сыро, часто шли дожди. Тогда мне это казалось обычным, но теперь мне вовсе не хочется домой, в эту сырость… Фу! Я полюбила жаркое солнце и гостеприимное тепло вашей земли. А Кордова тоже такова?
Инига кивнула — Зейнаб этой немудреной хитростью удалось на время усыпить неуемное любопытство девушки.
— Да, а дворец калифа, как мне рассказывали, — одно из величайших чудес света! Говорят, что, когда владыка переезжает из Кордовы в Мадинат-аль-Захра, всю дорогу от города до города устилают коврами! И еще по ночам освещают ее масляными светильниками на высоких столбах. Шесть фонарщиков следят за тем, чтобы ни один не потух, представляешь? Нет, ты только вообрази: ночная дорога, ярко освещенная! Как бы хотелось мне поглядеть на это чудо! Но мне, видно, придется всю жизнь безвыездно провести в Алькасабе Малике… Когда я выйду замуж, моим долгом жены будет рожать мужу детей. — Девушка улыбнулась и пожала плечами:
— Но для чего тогда Аллах сотворил женщину, как не для этого? И все же я чуть-чуть завидую тебе, Зейнаб… — вздохнула Инига. — Но не слишком сильно. Ты и вправду на редкость красива, милая. Думаю, калиф прикипит к тебе всем сердцем, но другие обитательницы гарема воспылают к тебе жгучей завистью. Берегись этих женщин, Зейнаб! Не доверяй никому, кроме твоей Омы, и удостоверься, что евнух-прислужник предан тебе одной. Преданность и расположение евнуха обычно легко купить… Ты всегда должна быть уверена, что никто кроме тебя не распоряжается твоими слугами! Но ты мудра, я вижу, и сердце подскажет тебе, кому можно довериться…
— А за кого ты выходишь? — спросила Зейнаб.
— Его зовут Ахмед-ибн-Омар. Он приходится племянником госпоже Музне — старший сын ее родной сестры. Я знаю его всю жизнь. Всегда само собой разумелось, что мы когда-нибудь поженимся. Волосы у него черные, словно вороново крыло, и ласковые карие глаза…
— Ты его любишь?
Инига надолго задумалась. Потом сказала;
— Думаю, люблю… Я никогда не мечтала ни о ком другом. Ахмед добр и весел. Говорят, что он ни разу в жизни не разгневался… Я с радостью приветствую выбор моих родителей.
…Зейнаб даже в чем-то завидовала девушке. Любовь причиняет боль — это она уже испытала. И, верно, гораздо лучше просто приветствовать чей-то выбор, подобно Иниге. В покорности нет страдания. Ее же собственная мать так никогда и не покорилась… Ведь невзирая на страстную и кипучую ненависть к Мак-Фергюсу Сорча Мак-Дуфф по-своему все же любила его, и он отвечал ей взаимностью… Сколько горечи было в этом чувстве для обоих! Да, любовь — это беда, это кара… Но, понимая это, Зейнаб не знала, как можно убить любовь, уже угнездившуюся в сердце…
Вполне удовлетворенный успехами ученицы во всех сферах, Карим-аль-Малика решил, наконец, продолжить с нею путешествие в мир чувственных наслаждений. Придя в ее спальню однажды вечером, он показал ей золотую корзиночку изящного плетения.
— Это тебе, — сказал он, протягивая ее Зейнаб. Девушка приподняла салфеточку персикового шелка и, озадаченная, уставилась на содержимое.
— Это набор «любовных игрушек», — ответил Карим на безмолвный вопрос. — Ими может пользоваться и твой господин, и ты сама.
Медленно, один за другим извлекала Зейнаб из корзиночки странные предметы и раскладывала на полированном, черного дерева, столике у постели. Был тут хрустальный флакон с серебряной крышечкой, наполненный до краев какой-то прозрачной жидкостью, и алебастровый сосуд, полный красноватой маслянистой мази с запахом гардении… Были здесь также и два золотых браслета, соединенных между собой короткой цепочкой. Внутренность широких запястий была выложена молодым каракулем в мелких завитках. А какие-то два предмета были упакованы в пурпурные бархатные мешочки. Зейнаб развязала один — и на ее ладонь выкатилась пара серебряных шариков.
— Почему они такие.., такие странные на ощупь? — спросила она Карима.
— Внутри одного перекатывается капелька ртути, а в другом — маленький серебряный язычок, как у колокольчика.
— А для чего они?
— Для наслаждения, — отвечал он. — Вскоре я все тебе покажу. Но сперва, Зейнаб, открой другой мешочек.
Она покорно извлекла на свет предмет, от одного вида которого краска смущения залила ее щечки.
— Что это, мой господин? Очень уж похоже на член, и все же…
Карим тихо рассмеялся:
— Это называется «дилдо». Сей предмет — точная копия мужского достоинства калифа Абд-аль-Рахмана. Искусный резчик изваял его из слоновой кости, не упустив ни единой детали. Видишь, ручка его вызолочена и украшена самоцветами — в полном соответствии с высоким достоинством твоего господина. Если заскучаешь по владыке в разлуке с ним, можешь позабавиться с дилдо. Также калифу может быть приятно, если ты воспользуешься этой игрушкой в его присутствии. Но теперь мы займемся другим — ты должна овладеть еще одним способом дарить мужчине наслаждение. У тебя есть еще одно девственное отверстие — но этой девственности я уничтожить не вправе. Поэтому я воспользуюсь этим вот дилдо, дабы приготовить тебя к ласкам господина — ласкам несколько иного рода… Этим входом калиф должен воспользоваться первым — по законному праву. Но ты должна подготовиться. Для этого нам и понадобится дилдо.
