Лепестки на ветру - Патни Мэри Джо
Рейф зашевелился минут через пятнадцать. Потянувшись к той, что должна была лежать рядом, и схватив пустоту, он мгновенно проснулся, сел и обвел взглядом комнату.
Заметив любимую, Рейф расслабился, но прочесть его мысли она не смогла. Мегги любовалась его мужественной грудью, поросшей темными завитками. Ночью она пробовала их на ощупь, теперь, при свете дня, глядя на него, она испытывала удовольствие другого рода.
Надеясь, что и при свете дня что-то от их ночной близости останется, Мегги несмело сказала:
— С добрым утром.
— Ты считаешь его добрым? — спросил он, холодно блестя серыми глазами.
Рейф не собирался облегчать ей задачу. Мегги соскочила с подоконника и заставила себя спокойно встретить его взгляд.
— Да, считаю. Во многом благодаря тебе я осталась жива, и это уже счастье. Не думаю, что толпа оставила бы от меня хоть кусочек. — Мегги запнулась, борясь со вновь накатившим ужасом при воспоминании об озверевшей толпе на площади. Затем с видимым усилием добавила:
— Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
— Не стоит благодарности, — ответил он, словно ударил. — Я сделал это не потому, что хотел услышать от тебя спасибо.
С упавшим сердцем Мегги поняла — нужно что-то сказать по поводу того, что произошло между ними ночью. Если она не скажет, то заговорит Рейф, и Мегги обмирала от ужаса при одной мысли о том, что он может сказать.
— Я еще должна извиниться, — с запинкой произнесла она — Ты спас мне жизнь, а я использовала тебя самым бессовестным образом. Просить о том, о чем просила я… было преступлением против чести и порядочности. Ты помог мне избежать самого страшного, надеюсь, у тебя хватит сердца простить мне и это.
— Не думайте об этом, графиня, — язвительно ответил он — Мне кажется, женщина с вашим опытом осведомлена о том, что мужчины редко возражают против подобных предложений. Надо отдать должное вашему искусству. Вы оказали мне честь, вам действительно есть что предложить.
Мегги чувствовала себя так, будто ей дали пощечину. Она предполагала, что Рейф будет рассержен, но то, с чем она столкнулась, не укладывалось ни в какие рамки. Ни один мужчина не обрадуется, если его используют вместо лекарства от боли, а этот — тем более. Он был задет особенно глубоко Но Рейф по крайней мере удержался от ненужных слов о любви, хотя боль его, наверное, была невыносимой.
И все же в глубине души Мегги не жалела о случившемся, какой болью ни отзовется происшедшее в будущем.
— Прости, — тихо повторила она и повернулась, чтобы уйти.
— Куда это ты собралась? — раздался голос с кровати.
— Конечно, к Роберту. Я должна поговорить с ним.
— Не значит ли это, что мне все же удалось заронить зерна сомнения в твою голову?
— Да, черт возьми, — сказала она, оборачиваясь к Рейфу. — А сейчас я должна дать ему возможность объясниться.
Рейф опустил ноги на пол, решительно отбросив покрывало. Впившись в нее взглядом, он спросил:
— А что, если удовлетворительного объяснения не последует?
— Тогда не знаю. — Плечи ее поникли. — Честное слово, не знаю.
— Из гостиной позвони, чтобы подали завтрак, — бросил он. — Я приду туда минут через пятнадцать.
Мегги хотела было возразить, но он оборвал ее, заявив:
— Ты не уйдешь, пока не поешь. Потом я сам отвезу тебя к Андерсону.
Мегги даже не знала, что сказать: удивиться ли, возмутиться или покориться его властному тону.
— Если думаешь, что я позволю тебе появиться в таком виде на улице одной, — заявил Рейф, прищурившись, — то глубоко ошибаешься. Имей в виду, каждый день в Париже погибают по меньшей мере двое. Вот и позавчера на той же площади обнаружили два трупа. Кстати, — вспомнил он, подавая ей маленькую бутылочку со снадобьем, — доктор оставил это для тебя, сказав, что наутро ты проснешься с дьявольской головной болью А теперь, будь добра, выйди, пока я оденусь.
Не ожидая, когда она уйдет, Рейф встал с постели, великолепный в своей наготе. Понимая, что может не совладать с собой и броситься обратно в постель, презрев все условности, Мегги быстро отвернулась и пошла к двери.
Только сейчас она почувствовала, что голова у нее действительно раскалывается, и поэтому в гостиной сразу же приняла лекарство.
Как жаль, что сердечная боль не излечивается так же просто, как головная.
Рейф побрился сам, без помощи слуги. Нет, не благодарности и не извинений ждал он от Мегги. Совершенно по-идиотски мечтал о том, что она немедленно словно по волшебству влюбится в него. Но когда, проснувшись, увидел ее, сжавшуюся в клубочек на подоконнике, совсем как ежик, ощетинившийся колючками, Рейф понял, что чуда не произошло.
Непроизвольно надавив на ручку бритвы, Рейф почувствовал острую боль. Из пореза в фарфоровую чашу с водой капнула кровь. Надо быть повнимательнее, не хватает только по неосторожности перерезать себе горло. Прижав к ранке полотенце, чтобы остановить кровь, Рейф спросил себя, какого дьявола он так распереживался.
Да, Мегги. В ней все дело. До сих пор он считал себя человеком разумным, и в парламенте, и в кругу друзей Рейф славился тем, что всегда мог найти приемлемое решение, устраивающее всех.
И в то же время, когда в маленькой комнате австрийского посольства увидел Мегги, все пошло кувырком. За последнюю неделю он терял терпение чаще, чем за последнюю дюжину лет. Оказывается, единственной причиной его всегда ровного поведения было отсутствие в жизни той, кто бы значил для него достаточно, чтобы потерять над собой контроль.
В таком состоянии он не мог предстать перед Марго, поэтому заставил себя сделать глубокий вдох и столь же глубокий выдох, чтобы успокоиться. Она была с ним абсолютно честна, и у него нет права злиться на нее за это. Нельзя вести себя как обиженный школьник.
Рейф положил полотенце. Кровотечение остановилось. Мегги должна была прийти в себя после пережитого, и он сделал все, чтобы помочь ей в этом. Вероятно, нужно гордиться, что его усилия привели к столь блестящему результату.
И он гордился. Чертовски гордился.
К тому времени как Рейф присоединился к Мегги в гостиной, он уже вполне овладел собой. Это был тот герцог, каким его знали друзья и знакомые. Мегги бросила на него тревожный взгляд и удовлетворенно вздохнула. Что же, цель достигнута, Рейф, оказывается, еще может производить впечатление выдержанного человека.
Они поговорили ни о чем за кофе с рогаликами, продолжив светскую беседу в экипаже по дороге к Андерсону. У достопамятной площади вознице пришлось свернуть, так как она была оцеплена австро-венгерскими войсками. Их белая форма с золотым позументом выглядела очень нарядно и празднично.
Только повод собраться был отнюдь не радостный. Принятые Веллингтоном меры позволили демонтировать скульптурную группу с арки без инцидентов, если не считать недовольного ропота французов. Мрачно усмехнувшись, Рейф сказал:
— Должно быть, Веллингтон рассердился, узнав о беспорядках прошлой ночи. Пусть этой демонстрацией силы он и не добьется любви парижан, зато уважения точно прибавится!
— Остается надеяться, что возросшая непопулярность не повысит его шансы быть убитым, — ровным голосом заметила Мегги.
Остаток пути спутники провели в молчании. Рейф остался ждать Мегги внизу, решив, что если она не появится через десять минут, он войдет в номер сам.
Этого, однако, не потребовалось, поскольку Мегги, встревоженная и побледневшая, вернулась гораздо быстрее.
— Мне никто не ответил. Консьержка сказала, что он уже два дня как не появлялся в отеле.
— А в посольстве он не мог остаться ночевать? — нахмурившись, спросил Рейф. — Может быть, накопилось много срочной работы?
Мегги покачала головой.
— Нет, в посольстве тоже не знают, где он. Вчера за ним даже посылали в отель.
Мегги откинулась на сиденье. Предательская тошнота подступила к горлу. Если Роберт убежал, зная, что его подозревают, он расписался в своей виновности. Если невиновен, то не мог уехать из города, не поставив ее в известность.
