Обольсти меня на рассвете - Клейпас Лиза
Она также отдавала себе отчет в том, что через какое-то время Джулиан может пресытиться ею. И тогда ничто не помешает ему искать близости с другой женщиной. Эта мысль удручала Уин. Но не настолько, чтобы склонить ее к тому, чтобы она отказалась от брака с ним. В конце концов, супружеская измена не была чем-то исключительным. Проповедуя супружескую верность как эталон, как некий идеал, к которому следует стремиться, общество с готовностью оправдывало мужчину, изменяющего своей супруге. С точки зрения практической морали главной добродетелью супруги является терпение и умение прощать.
Уин умылась, надела ночную рубашку и взяла в руки книгу, чтобы почитать перед сном. Роман, который одолжила ей Поппи, изобиловал персонажами и был написан таким многословным цветистым языком, что невольно приходило на ум, что автору платили за количество слов. Прочитав две главы, Уин закрыла книгу и притушила свет. Она легла и уныло уставилась в темноту.
В конце концов она заснула. Она была рада забыться сном. Но спустя какое-то время, когда еще было темно, она почувствовала, что просыпается. Кто-то или что-то находилось в комнате. Первой мыслью ее было, что это, должно быть, хорек Беатрикс, который иногда пробирался в комнату, чтобы похитить предметы, которые его интриговали.
Уин протерла глаза и села. Она заметила какое-то движение возле кровати. Над ней нависла чья-то массивная тень. До того как удивление уступило место страху, она услышала знакомый шепот и почувствовала мужские руки, которые зажали ей рот.
– Это я.
Уин беззвучно шевельнула губами: Кев!
У нее от острого приступа радости свело живот. Сердце учащенно забилось. Но она все еще была сердита на него. Она покончила с ним, и, если он пришел к ней в комнату, чтобы поговорить, он глубоко заблуждался, думая, что найдет в ней понимание. Она хотела ему сказать об этом, но, к своему изумлению, обнаружила, что на губы ей ложится плотная ткань. Кев крепко завязал концы полотенца у нее на затылке, и еще через пару секунд он связал ей запястья.
Уин остолбенела от шока. Меррипен никогда бы не сделал ничего похожего. И все же это был он. Она бы узнала его в полной темноте, по одному прикосновению. Чего он хотел? Что там творилось у него в голове? Теперь, когда глаза ее окончательно привыкли к темноте, она смогла разглядеть его лицо. Оно было суровым и решительным.
Меррипен снял с ее пальца кольцо с рубином и положил на тумбочку возле кровати. Взяв ее голову обеими руками, он заглянул в широко распахнутые глаза и сказал только два слова, но они объяснили все, что он делал, и все, что намеревался сделать:
– Ты моя.
Он с легкостью поднял ее, перекинул через крепкое плечо и вынес из комнаты.
Уин закрыла глаза, податливая, дрожащая. Она пару раз всхлипнула, но не потому, что боялась, и не потому, что чувствовала себя несчастной, а потому, что испытала громадное облегчение. То был не импульсивный акт. То был ритуал. Древний цыганский обряд ухаживания, и все было очень серьезно. Он похищал ее. Цыган похищал свою невесту.
Наконец-то.
Глава 17
Похищение было исполнено без сучка без задоринки.
Впрочем, от Меррипена трудно было ожидать иного. Уин полагала, что он отнесет ее к себе в комнату, но он удивил ее тем, что вынес из дома. У дома его уже поджидал конь. Завернув Уин в свое пальто, Кев сел вместе с ней на коня и ускакал прочь. Не к сторожке, но вдоль леса, сквозь ночной туман и густую тьму, которую вскоре должны были рассеять первые рассветные лучи.
Уин расслабилась в объятиях Кева. Она доверяла ему, и в то же время ее била нервная дрожь.
Меррипен умело правил конем, направляя его сквозь заросли дубов и вязов. Уин увидела маленький белый домик, призрачно светящийся в темноте. Интересно, чей он, подумала Уин. Домик был опрятным. Из трубы на крыше вился дымок. В окнах приветливо горел свет, словно тут ждали гостей.
Кев спрыгнул, снял Уин с коня и понес ко входу.
– Не шевелись, – сказал он, и она послушно стояла, ожидая, пока он стреножит коня.
Меррипен положил руку на ее связанные запястья и повел внутрь. Уин шла за ним охотно, словно и не была пленницей. Мебели в коттедже было не много и там пахло свежеструганой древесиной и краской. Похоже, до них в этом домике никто не жил.
Меррипен привел Уин в спальню и уложил на кровать, покрытую стеганым одеялом и застеленную белоснежным постельным бельем.
Меррипен стоял перед Уин, и свет из очага освещал одну сторону его лица. Взгляд его был прикован к ее лицу. Он медленно снял с нее пальто и небрежно бросил на пол, не жалея дорогую вещь. Когда он стащил с себя рубашку, Уин была поражена могучим разворотом его плеч, красотой смуглого, налитого мышцами торса. На груди у него не было волос, и кожа блестела как атлас. Уин почувствовала, как зачесались подушечки пальцев от желания прикоснуться к его коже. Она ощутила, что краснеет от предвкушения, что к лицу прихлынул жар.
Меррипен заметил ее реакцию. По его темным глазам она увидела, что он понял, чего она хочет, что ей необходимо. Он понимал это даже лучше, чем она сама. Он снял сапоги, отбросил их в сторону и подошел к Уин. Теперь она могла вдыхать его возбуждающий солоноватый запах. Он прикоснулся к кружевной оборке, обрамлявшей ворот ее ночной рубашки. Рука его скользнула по ее груди, накрыла ее. Она почувствовала горячую дрожь. Ощущения концентрировались в твердеющем соске. Она хотела, чтобы он поцеловал ее. Она хотела этого так сильно, что непроизвольно заерзала. Губы раскрылись в немом стоне.
К облегчению Уин, Меррипен снял повязку с ее рта.
Раскрасневшаяся и дрожащая, Уин, задыхаясь, прошептала:
– Ты… ты мог бы без этого обойтись. Я бы не шумела.
Тон Меррипена был предельно серьезным, но во взгляде темных глаз проблескивала чертовщинка.
– Если я решил что-то сделать, я делаю это как положено.
– Да. – Горло ее сжалось. Она сдавленно всхлипнула от наслаждения, когда пальцы его погрузились в ее волосы и прикоснулись к коже ее головы. – Я знаю.
Ласково сжимая ее голову руками, он наклонился и нежно ее поцеловал. Она немедленно откликнулась на поцелуй, и тогда его поцелуй стал более требовательным, более глубоким. Он все целовал ее и целовал, напряжение в ней нарастало, требовало выхода, и тогда ее маленький язычок жадно проскользнул между его зубами. Уин так увлеклась, пробуя Меррипена на вкус, возбуждение так сильно туманило голову, в ушах стоял такой шум, что она не сразу осознала, что лежит на спине с закинутыми за голову связанными руками.
Губы его скользнули к ее горлу. Он покрывал ее шею влажными медленными поцелуями.
– Где мы? – все же сумела спросить она, вздрогнув, когда его губы прикоснулись к особенно чувствительному месту.
– В коттедже егеря. – Меррипен задержался на этом чувствительном месте, и она заметалась, извиваясь под ним.
– Где егерь?
Голос у Кева был чуть хрипловатым от страсти.
– У нас пока нет егеря.
Уин потерлась щекой и подбородком о его черные густые волосы, наслаждаясь ощущениями.
– Отчего я никогда раньше не видела этот дом?
Он поднял голову.
– Этот дом в глубине леса, – прошептал он. – Вдали от шума. – Он играл с ее грудью, нежно разминая сосок. – Егерю нужны тишина и покой, чтобы заботиться о зверье.
Уин могла бы описать свои ощущения как угодно, но тихими и спокойными они не были. Она умирала от желания прикоснуться к нему, обнять его.
– Кев, развяжи мне руки.
Кев лишь покачал головой. Он лениво провел рукой по ее груди, и она прогнулась ему навстречу.
– О, пожалуйста, – задыхаясь, говорила она. – Кев…
– Тсс, – пробормотал он. – Еще не время. – Он жадно прижался губами к ее губам. – Я так долго тебя хотел. Ты мне слишком сильно нужна. – Он прикусил ее нижнюю губу с возбуждающей нежностью. – Одно прикосновение твоих рук, и я не продержусь и секунды.
– Но я хочу обнимать тебя, – жалобно сказала она.
