Вирджиния Хенли - Дракон и сокровище
— Да, трудно поверить, что его дед — великий Генрих II. Нашему королю наверняка делается тошно от одной мысли, что дед его правил страной, трижды превосходящей нынешние владения Людовика Французского. Я не устаю восхищаться покойным Генрихом. Он получил Англию, Бретань и Нормандию от Генриха I, унаследовал от своего отца Турень и Пуату, а Гасконь и Аквитания достались ему в качестве приданого королевы Элинор, которую он отнял у законного супруга. — И Симон восхищенно прищелкнул языком.
— Он был очень целеустремленным человеком и умелым правителем. Нам так сейчас не хватает сильной, уверенной руки, — посетовал Уильям. — Губерт де Бург слишком занят собой и своими владениями, Ранульф Честерский — глубокий старик. Выходит, что некому стать настоящим предводителем наших баронов, некому избавить короля Генриха от дурных советчиков — епископа Винчестерского и алчных савойяров.
Симон, так же как и Уильям, придерживался весьма невысокого мнения о церковных иерархах.
— Они принимают постриг только потому, что этот путь приводит их к почестям и благосостоянию. Я со своей стороны всегда противостоял влиянию Папы, особенно в вопросах, касавшихся Англии.
— Возможно, ты слишком строг, де Монтфорт, но я не могу не согласиться с тобой. Ты не только прирожденный воин, вождь и командир, у тебя ясный ум и тонкое политическое чутье. Недаром же ты лучше, чем любой англичанин, разобрался в сути преобразований Генриха II.
— Я? — удивленно спросил де Монтфорт. — А как насчет тебя? Ведь Маршалы — некоронованные короли Англии. По слухам, которым я склонен верить, вашей семье принадлежит едва ли не половина всех богатств государства.
— Знаешь, Симон, я просто устал от всего этого. И мне больше не по душе быть королем при юном Генрихе. Я устал оттого, что он раздает своим фаворитам деньги и владения, которыми не располагает, а больше всего я устал от участия в этой бездарнейшей из военных кампаний. Я мечтаю лишь о том, чтобы поскорей вернуться домой к моей прелестной жене и позаботиться о продолжении рода.
Симон де Монтфорт рассмеялся:
— Мне приятно слышать это от тебя. Любовь между супругами нынче так редка. И многие из воинов и рыцарей рады сбежать от своих жен куда угодно, пусть даже и во Францию, где их ждет заведомое поражение.
— Признаться, у меня пока еще нет опыта семейной жизни, — вздохнул Уильям, — ведь сестра короля была девятилетним ребенком, когда мы с ней поженились. Я гожусь ей в отцы. И меня не перестает тревожить то, что девушка пожертвовала ради меня своей юностью.
Симон решил промолчать в ответ на эти сетования Уильяма. Он пытался представить себе жену Маршала. Де Монтфорт не сомневался, что молоденькая, капризная и избалованная принцесса наверняка успела наставить Уильяму рога.
— Вам, конечно же, надо завести детей, — вполголоса пробормотал он.
Уильям невесело усмехнулся:
— Я и сам все время думаю об этом, ведь мне уже сорок шесть. — Он поставил пустой кубок на походный столик. — Они наконец-то посылают нам подкрепление. Завтра утром сюда подойдет Честер. Он должен тебе понравиться. Лет сорок тому назад он был одним из блестящих военачальников короля Генриха II.
Симон поднялся на ноги:
— Честер завладел моими землями и титулом, и я намерен во что бы то ни стало вернуть их. Я хочу в самое ближайшее время стать графом Лестером.
Симон вышел, а Маршал устремил неподвижный взор на плясавшие в очаге языки огня. В последних словах Симона ему почудилась угроза. Он не сомневался, что Бог войны скоро вернет себе свои владения и титул.
Подкрепление, присланное королем Генрихом, прибыло как нельзя более вовремя: Людовик Французский успел уже стянуть все свои войска к месту расположения передовых отрядов англичан и повел их в решающее сражение против Симона де Монтфорта и Маршала. И роскошные виноградники этой палимой солнцем страны превратились в арену военных действий, и землю, где наливались соком гроздья муската, залила кровь французов и англичан. Обе противоборствующие армии сражались храбро и отчаянно.
Симон де Монтфорт, как и прежде, возвышался над всеми воинами и рыцарями, его высокий шлем с ярко-красными султаном мелькал то здесь, то там. Он без устали орудовал своим длинным тяжелым мечом и боевым топором. Огромный вороной жеребец Симона с яростным ржанием носился по полю боя, сметая все на своем пути. Конь и всадник представляли собой настолько устрашающее зрелище, что зачастую неприятельские солдаты, увидев этого великана, оседлавшего чудовище, в ужасе разбегались в стороны.
От Монтфорта не отставали два его оруженосца — Гай и Рольф, отец и сын. Они пользовались репутацией отважных и неустрашимых воинов, поскольку Монтфорт, а следовательно, и они всегда оказывались в гуще сражения. На самом же деле за спиной Монтфорта они чувствовали себя не менее защищенными, чем в самом надежном тылу.
Отражая и нанося удары, Симон то и дело искоса поглядывал на старого Ранульфа, графа Честера. Старик сражался на славу. Его силе, мужеству и выдержке мог бы позавидовать едва ли не любой более молодой воин. Но, если бы он пал в сражении, Симон получил бы назад свои земли и титул. Он так давно мечтал об этом, что обладание угодьями и право именоваться графом превратилось у него в своего рода навязчивую идею. Внезапно старик Ранульф покачнулся в седле и рухнул наземь. Сердце Симона подпрыгнуло и бешено забилось в груди. Что он чувствовал в этот момент? Надежду, торжество? Не успев еще толком разобраться в снедавших его противоречивых ощущениях, Симон направил вороного туда, где Честер готовился свести счеты с жизнью. Французы, окружившие было старого воина, при виде Симона бросились врассыпную. Симону удалось осадить своего коня, который едва не ступил копытом на грудь поверженного Ранульфа.
Голубые глаза, полуприкрытые морщинистыми веками, с мольбой обратились к Симону. В сознании де Монтфорта молнией пронеслась мысль, что жизнь старика висит на волоске, что стоит ему отпустить поводья, и Ранульф будет мертв, а значит, мечта его жизни осуществится. Но Симон лишь тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и сказал себе, что никогда не запятнает свою честь столь трусливым и подлым поступком. Он рано или поздно вернет себе все, что по праву принадлежит ему, но сделает это честно, в открытую. Монтфорт легко соскочил с коня, подхватил тщедушного старика и усадил его в свое седло. Французы, которые успели к этому времени опомниться и принялись снова окружать графа Честера, были безжалостно заколоты копьями Гая и Рольфа и зарублены топором Симона. На все это им потребовалось лишь несколько секунд.
Симон приказал оруженосцам вынести раненого графа с поля боя. Прежде чем они скрылись из виду, Честер прокричал:
