Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах
— Как же ты еще молода! Почему так переполошилась из-за банальной истории?
— Из-за банальной истории? Мари-Аньес, я только что рассказала тебе, что изменила своему мужу. Ведь это грех, как мне кажется!
— Нет ничего банальнее, чем грех. Вот добродетель — это редкость. Такая редкость, что в наши дни считается чудачеством.
— Я вообще не понимаю, как все это произошло. Я не хотела, но…
— Послушай, — сказала Мари-Аньес, и в ее голосе зазвенел металл, свойственный всей семье, — мы или хотим этого, или нет. И если нет, то не нужно появляться при дворе.
Наверное, именно в этом и крылось объяснение ее полного разрыва с миром.
В ватной тишине святой обители, где умирал всякий городской шум, Анжелика еще раз обдумала свое намерение каяться. Неожиданный визит мадам де Монтеспан несколько охладил ее порыв обратиться к небу и вернул к сложным земным проблемам.
— Не знаю, насколько разумно я поступаю, — сказала приятельнице прекрасная Атенаис, — но, взвесив все «за» и «против», я подумала, что будет полезным предупредить вас. Вы можете действовать, как захотите, главное, не упоминайте моего имени. Этой историей с дуэлью заинтересовался Солиньяк. Иными словами, дела вашего мужа не слишком хороши.
— Маркиз де Солиньяк? Какое ему дело?
— Как всегда, он действует во имя Бога и священного закона. Должна предупредить, это человек неприятный и непредсказуемый. Он вбил себе в голову, что дуэль — одна из ересей, разновидность атеизма, и, пользуясь случаем, попытается убедить короля, что де Лозена и вашего мужа следует строго наказать, как он говорит, «в назидание другим». Я слышала, что он может даже потребовать костра.
Увидев, как побледнела Анжелика, легкомысленная маркиза легонько стукнула ее веером.
— Я пошутила. Но будьте осторожны! Этот взбесившийся ханжа способен настоять на длительном тюремном заключении или опале, уж я-то его знаю. Король может прислушаться к его мнению и вспомнить, что Лозен слишком часто выводит его из себя. Его Величество очень недоволен, что они оба пошли против его желания уладить дело мирно. Сама по себе дуэль никого не шокирует — все дело в исполнении закона. Как бы то ни было, запал тлеет. На вашем месте я попыталась бы вмешаться, пока есть время, ведь король еще не принял решения.
Анжелика отложила молитвенники и спешно покинула святое убежище.
Нинон де Ланкло, к которой она обратилась вновь, сначала сказала, что историю с обманутым мужем не стоит принимать всерьез. Раздувать из столь заурядного происшествия показательный процесс просто нелепо. Когда начинается эпидемия, врачи не занимаются отдельными случаями болезни.
Людовик, которому сообщили об этих словах, улыбнулся. А это — добрый знак.
Но когда Анжелика рассказала Нинон о роли, которую взял на себя господин де Солиньяк, та нахмурилась. Она вспомнила время, когда Ришельё приказал палачу рубить благородные, но слишком горячие головы дворян именно «в назидание другим»: таким способом он надеялся заставить молодых сеньоров отказаться от этой отвратительной привычки драться на дуэлях, уничтожавших цвет королевства.
— Если месье де Солиньяк вбил себе в голову, что Провидение коснулось шпаги вашего супруга, то можно не сомневаться: он будет надоедать королю с упорством, которое иные прилагают для того, чтобы заручиться монаршей милостью.
— Неужели вы полагаете, что король позволит кому бы то ни было повлиять на свое решение?
— В данном случае речь идет не о слабости с его стороны. Даже если государь считает мессира де Солиньяка невыносимым, аргументы, которые тот выдвигает, весомы. Существует религиозный закон, и закон светский не противоречит ему. Если король обязался соблюдать и тот, и другой, он не может отступить. Все могло бы обойтись, если бы дуэль прошла незаметно. Но о ней трубят на всех перекрестках.
Анжелика опустила голову и задумалась. Теперь, перед битвой, она сумела справиться со своим волнением.
— Может быть, мне следует навестить мессира де Солиньяка?
— Попробуйте.
Глава 15
Несколько минут Анжелика простояла под проливным дождем перед решеткой Сен-Жерменского дворца — как оказалось, двор переехал в Версаль. Она чуть было не отказалась от своей затеи, но все же взяла себя в руки и поднялась в карету.
— В Версаль, — крикнула она кучеру.
Кучер с ворчанием принялся разворачивать упряжку.
Сквозь стекла, занавешенные пеленой дождя, Анжелика смотрела, как мимо проносятся голые леса, подернутые серым туманом.
Дождь, холод, грязь! Наступила угрюмая зима. Все мечтали о снегопадах, о сверкающей белизне, которую принесет Рождество.
Анжелика не чувствовала заледеневших ног. Время от времени она сжимала губы, и в ее глазах зажигалось нечто, что мадемуазель де Паражонк называла «боевым задором».
Анжелика снова вспоминала свою встречу с маркизом де Солиньяком, который все же согласился ее принять. Нет, не у него дома, тем более не у нее: тайная встреча прошла со всеми мыслимыми предосторожностями в маленькой холодной приемной монастыря целестинцев. Вне королевского двора, где высокий рост и монументальный парик придавали Солиньяку величественность, главный камергер королевы производил впечатление хитроватого, если не сказать — подозрительного человека.
Казалось, что все окружающее предоставляет Солиньяку повод для возмущения. Он не преминул сделать Анжелике внушение, что она недостаточно скромно одета для официальной встречи.
— Вам, должно быть, кажется, что вы освещены дворцовыми люстрами, а меня вы принимаете за одного из тех блондинов, которые теряют голову от вашей красоты? Не знаю причины, по которой вы пожелали со мной встретиться, но, учитывая печальное положение, в которое завело вас ваше легкомысленное поведение, по крайней мере, имейте стыд прикрывать гибельные прелести, ответственные за происшедшее несчастье.
Анжелику ожидали сплошные сюрпризы. Господин де Солиньяк, полуприкрыв глаза, стал расспрашивать: постится ли она по пятницам, подает ли милостыню и видела ли «Тартюфа» — а если да, то сколько раз.
Мольеровского «Тартюфа» кичившиеся своей набожностью ханжи встретили в высшей степени недоброжелательно. Когда комедию представляли королю, Анжелики не было при дворе, так что она пьесу не видела.
Недооценив влияние, которое оказывало в придворных кругах Общество Святого Причастия, она вышла из себя. Разговор стал резким и язвительным.
— Да обрушатся несчастья на голову того или той, кто стал причиной скандала! — закончил беседу неуступчивый маркиз.