Симона Вилар - Королева в придачу
– Нет, это невозможно! – вдруг воскликнула Мэри.
Илайджа хотел было сказать, что это всего лишь легенда, но понял, что Мэри имела в виду нечто другое. Она глядела прямо перед собой странным взглядом и была напряжена, как струна.
– Что невозможно?
– Нет, он не поступит так со мной, – как в трансе повторила Мэри, поворачиваясь к Илайдже, словно только вспомнив о нем.
– Что?
– Миледи, вы совсем не слушаете меня.
Она вздохнула, ласково и небрежно взлохмачивая ему волосы, как будто приласкала домашнее животное.
– Спасибо, Гусенок. Но на сегодня довольно. Затем мысли ее приняли иное направление.
– Илайджа, как думаешь, Чарльз Брэндон прибудет сегодня ко мне в Ванстед? Ах, хотя бы приехал! Ведь он не появлялся уже несколько дней. Несносный Чарльз! Клянусь Пречистой Девой – если он не явится, я сама поеду в Гринвич.
При своем верном Гусенке Мэри не таилась, не задумываясь, какую боль причиняет влюбленному юноше. Да и что такое его любовь? Разве Гусенок не понимает кто он, и кто она? Вон его дружек Гэмфри Вингфильд, прибыв ко двору, сразу сообразил, что его саффолкширские ухаживания за сестрой короля здесь дело немыслимое. А Гусенок... Мэри привыкла к нему как к комнатной собачке; и когда вечером все же отправилась в Гринвич, велела тому же Илайдже сопровождать ее.
Но во дворце ее, прежде всего, вызвала к себе королева.
Катерина, глядя из окна, увидела среди сопровождающих принцессу черноволосую пухленькую фрейлину, услужливо поправлявшую на Мэри складки платья, когда та вышла из паланкина. Вокруг сестры короля сразу образовался оживленный водоворот, ее приветствовали, ей кланялись. Но королева Катерина сейчас смотрела только на фрейлину. Она уже знала ее имя. Джейн Попинкорт. Королева нахмурилась и велела пригласить принцессу в .свои покои.
Она почти не слушала приветствия Мэри, хотя и нежно поцеловала ее, но затем, выслав своих дам, достаточно непреклонно заявила о своем желании, чтобы Мэри удалила из своего окружения эту распутницу Джейн Попинкорт, ибо даже само её присутствие в свите принцессы бросает тень на Мэри, и как на невинную девушку, и как на сестру короля.
«И заставляет безумно ревновать тебя саму», – сердито подумала Мэри. Она уже хотела было прямо сказать Катерине, что у той не должно быть причин для беспокойства, ибо ни король, ни Джейн не проявляют друг к другу ни малейшего интереса, но вовремя сообразила, что эта надменная испанка не поверит ей, более того, будет только задета упоминанием при ней об измене Генриха. К тому же Мэри не следует ей перечить, она уже достаточно поняла нравы двора, да и уроки Брэндона не прошли для неё даром. И она начала издалека, сказав, что ей очень нравится Джейн, что она не может просто так указать ей на дверь, и если не сможет держать её при себе, то должна хотя бы дать ей другую достойную должность.
– Хорошо, – согласилась Катерина, поправляя на корсаже свисавший на цепи крест с аметистами. – Я сама подыщу ей место в каком-нибудь из отдаленных замков.
– Отдаленных замков? – переспросила Мэри. – Но тогда это будет похоже на ссылку, а Джейн ничем передо мной не провинилась. Не лучше ли будет просто отправить её в Тауэрский замок в услужение к герцогу Лонгвилю? Он как раз на днях сокрушался, что старая леди Мелвис плохо следит за его покоями в Тауэре, и что ему нужна более молодая и расторопная женщина в качестве кастелянши.
Так Мэри убивала сразу двух зайцев – вместо ссылки Джейн оказывалась ближе к возлюбленному, а заодно могла бы и выяснить для неё кое-что. Катерина, похоже, не собиралась возражать.
И все же королева задержала Мэри.
– Я заметила, вы слишком много внимания уделяете сэру Чарльзу Брэндону, Мэри.
– Да. Мы дружны с детства и всегда были вместе – Чарльз, я и Генрих.
Королева чуть нахмурилась.
– Не в том дело, дорогая, – как можно мягко начала она. – Просто, на мой взгляд, вы слишком часто встречаетесь.
Мэри засмеялась.
– Чарльз Брэндон самый красивый вельможа при дворе. И что плохого, если я получаю удовольствие от общения с ним?
– Постарайся, чтобы Генрих не слышал твоих слов, Мэри.
– Отчего же? И я, и Генрих, хорошо знаем Брэндона и оба проявляем к нему милости.
– Но ваша милость к нему уж слишком откровенна. Конечно, когда вы были ребенком и он играл с вами, баловал вас, это выглядело довольно невинно. Но вы выросли, Мэри, стали очаровательной девушкой и теперь... Дело в том, что уже поговаривают, что ваш взгляд чересчур часто останавливается на нем, и что вам не по душе, если он любезничает с другими леди.
– Кто же разносит подобные слухи?
– Весь двор. А это уже опасно. Вы ведете себя вызывающе, и мне горько сознавать, что скромность не числится среди ваших достоинств, принцесса.
Мэри ощутила раздражение. Сейчас Катерина казалась ей просто ханжой.
– О, что вы! Я сама скромность. Однако у меня имеется столько других достоинств, что скромность не является среди них самой заметной.
– Мэри, я только предупредила вас, – многозначительно сказала королева.
Предупреждала она не зря. Уже весь двор смаковал отношения фаворита короля и Мэри Тюдор, и если Брэндон умудрялся держаться на людях в рамках учтивой галантности, то Мэри... Катерина видела в ней дикую страсть, которая ещё не проснулась, но так и рвалась наружу в каждом движении, каждом взгляде. Королеве становилось страшно – она предчувствовала скандал.
Замечали это и все окружающие. Бэкингем, собрав вокруг себя свой кружок почитателей и кивая в сторону принцессы и Чарльза, открыто намекал, что они любовники, но не решаясь порочить сестру короля, делал упор на то, что именно Брэндон развращает принцессу, и они ещё доживут до дня, когда его великолепная голова падет под топором палача. Другие, те, кто поддерживал Брэндона, старались выдать все за обычный флирт, за куртуазные ухаживания, но сами терялись, понимая, что все шито белыми нитками, и что придворные сплетники легче поверят, что безудержная влюбленность принцессы является доказательством, что она уже принадлежала Брэндону. Что же касается Вулси, то он, хотя и был в курсе всего, что говорилось при дворе, но предпочитал роль постороннего наблюдателя, действовавшего хитро и тайно, и, выжидая удобный момент, чтобы использовать ситуацию с наибольшим для себя преимуществом.
Так же поступал и старый интриган герцог Норфолк, который, наблюдая за Брэндоном и Мэри, говорил своему сыну Суррею, что они ещё станут свидетелями того, как Брэндон либо падет... либо неслыханно возвысится. Норфолк лишь забавлялся ситуацией, его же сын был настроен более критически, и он напомнил отцу один неблаговидный проступок Брэндона: тот был назначен опекуном малолетней внучки Норфолка – Элизабет Лизл, но почти не занимался своей подопечной, хотя исправно получал с её владений опекунские деньги. Суррей указывал, что это похоже просто на грабеж, и следует поставить этот вопрос перед королем.
