Энни Берроуз - Невеста для сердцееда
— Вовсе нет, — возразила Генриетта.
Она была настолько шокирована точностью его замечаний, что поспешно отступила на шаг назад и шлепнулась на стул, с которого не так давно вскочила.
— Именно так. Вы хотите меня, просто умираете от желания, чтобы я поцеловал вас, действительно поцеловал. В губы. Бьюсь об заклад, вы жаждете ощутить прикосновение моих рук к вашему телу.
— П-прекратите это!
— Ну-ну, не нужно так сердиться. Я тоже хочу вас. Разве я не сказал вам, что хочу снова отведать вас на вкус?
— Нет, не сказали. Вы не можете. Мы прекращаем это… это…
— И нет лучшего способа сделать это, чем подарить друг другу поцелуй на прощание. Поцелуй, которого мы оба так ждали, по которому томились.
— Я… не… томлюсь. Нет!
Он усмехнулся:
— А я-то не считал вас ни трусишкой, ни лгуньей.
— Я ни та ни другая!
— Так докажите это. Для этого нужно выйти через двери в дальней стороне бального зала. Вы окажетесь на террасе. Повернете направо, увидите целый ряд французских дверей. Откройте четвертую по счету, попадете в маленький кабинет, который почти никогда не используется. Я буду ждать вас там, проследовав иным маршрутом.
Генриетта взирала на него снизу вверх, не зная, что именно в его вопиющем предложении сердит се больше всего. Уличение ли ее в том, что она томится по нему? Да, очевидно, но заявить об этом в лицо… Как он посмел! Его слова словно обнажили ее. Он с самого начала все знал.
Ей в голову пришла ужасная мысль. Дебен неспроста настолько хорошо осведомлен о расположении комнат в этом доме и, не задумываясь, может указать дорогу к секретному кабинету. Наверняка в прошлом он уже не раз пользовался этой комнатой для любовных свиданий.
— Долго же вам придется ждать. — Ее грудь высоко вздымалась от обуревавших эмоций.
— Хорошо, — промурлыкал он с одобрением в голосе.
— Что значит «хорошо»?
Он ее все же не хочет? Дразнит? Или испытывает? Ну почему поступки этого мужчины так трудно понять?
— Я хочу сказать, что ваш нынешний внешний вид убедил всех окружающих в истинности последних сплетен. За нами сейчас наблюдают все. Прошу, только не оборачивайтесь! Пусть ваше негодующее личико будет по-прежнему обращено ко мне. Да, вот так. Пусть считают меня сатиром, — добавил он, скривив губы в зловещей плотоядной усмешке. — Думаете, мне есть до этого дело?
Ах, значит, он не лгал о том, что хочет ее. От облегчения у Генриетты едва не закружилась голова. Но всего на мгновение. В следующий миг она вспомнила отвратительные подозрения леди Карлеон.
— Но в таком случае ваша сестра восторжествует. Это неправильно.
— Мне не так повезло с братьями и сестрами, как вам. Как бы я ни старался, не удалось преодолеть привитой им в детстве ненависти ко мне, ставшей результатом несправедливого обращения. Так что к черту их всех.
Его лицо, до сих пор перекошенное, как у сатира, смягчилось, в глубине его черных глаз Генриетта уловила проблеск печали.
— Исполните мою последнюю просьбу, прежде чем мы расстанемся, — сквозь зубы процедил Дебен. — Позвольте поцеловать вас. Позвольте отведать на вкус вашей неискушенности, свежести, чистоты. Всего один раз. Неужели я так многого прошу?
Генриетта стремилась к нему всем существом. Он так одинок и никем не любим, причем совершенно незаслуженно. Не по его вине братья и сестры в детстве терпели лишения. Так отчего же он должен до сих пор за это расплачиваться?
А еще ей очень хотелось узнать, каково это, поцеловать лорда Дебена. Всего один раз.
— А теперь идите, — медленно и сладострастно протянул он. — Вон из комнаты, бегите на террасу.
— Боюсь, я не знаю, как это — броситься вон из комнаты.
— В таком случае промаршируйте, высоко подняв голову и расправив плечи, являя собой картину оскорбленной добродетели. Это возымеет точно такое же действие.
— Хотите, чтобы я подтвердила историю, которую придумала ваша ужасная сестра?
Скрестив руки на груди, Дебен невесело улыбнулся, ей захотелось плакать.
— Полагаю, слезы тоже будут уместны, — произнес он, протягивая руку вперед, точно намереваясь поймать одну из слезинок, повисших на ее ресницах. — Последнее оружие женщины, — с наигранным смешком добавил он.
Для Генриетты это было уже слишком. Она почти готова разрыдаться от жалости к нему, а он смеется над ней! Он признал, что хочет поцеловать ее, но лишь для того, чтобы ощутить на вкус ее свежесть, точно она экзотический фрукт.
Ее сердце почти разбито, а он снова нацепил на себя кольчугу. Она боролась с искушением обрушить на его грудь удары своих кулаков, рыдать в голос и рвать на себе волосы.
Завозившись с застежкой ридикюля, чтобы достать носовой платок, она отошла в сторону, наполовину ослепленная слезами унижения, скорби и смущения, не имея представления, как ей удалось выйти на террасу.
По чистой случайности Генриетта миновала французские двери, спотыкаясь, подошла к балюстраде и облокотилась о нее, невидящим взором воззрившись на тускло освещенные гравийные дорожки для прогулок.
Или ее нахождение здесь не случайно? Несколько мгновений спустя она осознала, что Дебен указал именно этот путь, перед тем как наградить финальной порцией насмешливых замечаний. Их отношения мало значили для него, он оставался совершенно хладнокровным и не переставал манипулировать ею, даже когда она готова была разрыдаться. Самый непорядочный, коварный и властолюбивый мужчина.
При этом она его любит. Как такое вообще возможно? Прижав платочек к глазам, Генриетта вдохнула успокаивающий запах лаванды, которым он был пропитан.
Должно быть, в это мгновение лорд Дебен направляется в ту маленькую комнату, о которой говорил. Походка раскованна, на губах играет чувственная самодовольная ухмылка. Он уверен, что она придет к нему, точно… Какое же сравнение приводила тетушка? Ах да, точно домашний голубь!
Что ж, эта улыбка очень скоро померкнет, потому что он будет ждать и ждать, а она так и не придет. Это послужит ему хорошим уроком!
Неужели в его жизни и без того недостаточно людей, которые видят одни лишь недостатки и обращаются с ним соответственно? Неужели она хочет пополнить их ряды? Неужели намерена оставить его при мнении, что ей нет до него никакого дела и собственная гордость дороже его чувств? Чувств, которые он станет отрицать. Ей все равно удастся заметить боль в его глазах, прежде чем он замаскирует ее насмешками.
Да и как он вообще может поверить в любовь, если ее никто не захочет ему показать?
Генриетта не смела даже надеяться на то, что любовь к нему подействует на его черствое испещренное шрамами сердце.
