Даниэла Стил - Наперекор судьбе
Сторож сказал, как туда пройти. Дом находился неподалеку, это была южная вилла. Аннабелл поздоровалась со старым садовником, который работал в саду. Сдается ли дом, он не знал, но можно написать хозяевам и спросить. Все хозяйские вещи и мебель оставались в доме, так что для проживания здесь все было. Аннабелл поблагодарила старика. Аннабелл сказала, что она вдова и хотела бы снять дом до конца года. Осенью она собиралась вернуться в школу. Самое позднее, в январе. В сентябре ребенку будет уже пять месяцев. Если удастся найти няню, она сможет приступить к занятиям. А при наличии какого-нибудь транспорта будет ездить в школу прямо отсюда. Аннабелл оставила адрес гостиницы, и садовник сказал, что напишет владельцам, а потом непременно свяжется с ней. Аннабелл надеялась, что тронула старика и тот уговорит хозяев сдать виллу вдове.
На обратном пути в Ниццу она подумала, что при необходимости может жить в гостинице. Место для матери с ребенком не совсем подходящее, но зато там удобно и чисто. Конечно, дом лучше, но если она не сможет ничего найти, то останется там, где живет сейчас.
Аннабелл много гуляла по Ницце, наслаждаясь ласковым солнцем, и подолгу спала. Обратилась в местную больницу, нашла там доктора и представилась ему вдовой. Врач оказался добрым и внимательным, и Аннабелл сказала ему, что хотела бы рожать на дому. В больнице можно было столкнуться с каким-нибудь врачом, знакомым ей по медицинской школе. Объяснять причины она не стала, но доктор и не думал ее отговаривать.
Однажды в марте, когда Аннабелл вернулась с прогулки, ей передали записку, оставленную Гастоном — садовником и сторожем из Антиба. Он просил ее приехать. Старый садовник сообщил хорошую новость. Хозяева отнеслись к ней с сочувствием и согласились сдать дом. Может быть, со временем они даже продадут его, но окончательное решение пока не принято. Он сказал, что хозяева написали, что вряд ли вернутся. Они были согласны сдать дом пока на полгода. Гастон предложил показать ей виллу, и то, что увидела Аннабелл, ей понравилось. Хозяйская спальня была просторной, солнечной и уютной. Рядом с ней находились две спальни поменьше. На три спальни была одна ванная, облицованная кафелем.
На первом этаже находились гостиная, столовая и маленькая оранжерея. Дом идеально подходил для нее, ребенка и няни, которая со временем будет за ним присматривать. Пока что Аннабелл желала одного: уединения и покоя. Она написала благодарственное письмо хозяевам и сообщила, что платить за виллу будет ее банк. Гастон был рад, что все так устроилось, что дом снова оживет. Его жена сможет взять на себя уборку и даже помогать ухаживать за ребенком. Довольная Аннабелл вернулась в Ниццу. Днем она отправилась в местное отделение банка и попросила отправить телеграмму в ее банк с ее координатами. Им требовалось знать, куда отправлять деньги, потому что счет в Виллер-Коттерете она закрыла перед отъездом. В банке не имели представления о том, что привело Аннабелл в Ниццу и какие перемены произошли в ее жизни.
Она приехала на виллу четвертого апреля. Приближалось время родов. Аннабелл двигалась с осторожностью, однако каждый день заходила в церковь, а потом любовалась зрелищем, открывавшимся с вершины холма. Жена Гастона, которую звали Флорина, убиралась в доме и время от времени готовила еду. По вечерам Аннабелл просматривала свои медицинские книги. Чувства, которые она испытывала к ребенку, были смешанными. Он всегда будет напоминать ей, что зачат против ее желания, в насилии и боли. Но, видно, так было предназначено судьбой. Может быть, связаться с родителями виконта и сообщить о случившемся? Нет! Она не станет этого делать. Если эти люди такие же бесчувственные и бесчестные, как их сын, она не хочет иметь с ними ничего общего. У ее ребенка будет мать; этого вполне достаточно.
В третью неделю апреля Аннабелл отправилась на прогулку. Как всегда, она зашла в церковь, грузно опустилась на скамью, полюбовалась панорамой из окна, потом поставила свечку за упокой матери и помолилась за здравие Джосайи. Она ничего не знала о нем вот уже два года. Где он, жив ли Генри? По-прежнему ли они в Мексике или вернулись в Нью-Йорк?
Она медленно шла к дому и вспоминала свою прошлую жизнь — мать, отца и Роберта, она словно ощущала их близость. К тому времени Флорина уже ушла. Аннабелл не стала ужинать, легла и мирно уснула, но, к собственному удивлению, проснулась после полуночи. Ее разбудила ломота в спине. Почувствовав острую боль в животе, она сразу поняла, что начались схватки. Сходить за врачом было некому, телефона в доме не было, но это Аннабелл не путало. Процесс был естественный, и она была уверена, что справится сама. Но когда схватки усилились, ее уверенность поколебалась. Какая жестокая судьба! Она страдала, зачиная ребенка, а теперь должна страдать снова, производя на свет плод краткой ненавистной связи. Она два года мечтала о ребенке Джосайи и никогда не думала, что родит младенца от насильника.
Схватки усиливались, Аннабелл корчилась и стискивала простыни, к утру она истекала кровью. Аннабелл казалось, что она тонет в море боли и вот-вот умрет. Она невольно вспоминала рассказы Горти о ее мучительных родах. Рано утром в дом вернулась Флорина, чтобы проверить, все ли в порядке. Пожилая женщина услышала громкие стоны и бросилась в спальню. Аннабелл была в кровати, не в состоянии вымолвить ни слова после схваток, продолжавшихся всю ночь. Она рожала уже восемь часов.
Флорина вошла в комнату, откинула покрывало и подложила под нее старые простыни, специально прибереженные для этой цели. Потом она успокоила Аннабелл, сказав, что все идет хорошо. Она уже видит головку младенца.
— Мне все равно, — еле выговорила Аннабелл. — Лишь бы поскорее все закончилось… — Флорина кинулась к себе и послала мужа за доктором. Но она не поддалась панике, эта женщина видела много родов и умела справиться с ситуацией.
Аннабелл кричала от боли, а Флорина прикладывала к ее лбу влажную салфетку, пахнущую лавандой. Аннабелл отстранила ее руку; каждое прикосновение было ей неприятно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем явился доктор. Он принимал двойню у женщины, живущей неподалеку. Было два часа дня, но ребенок еще не показался, а Аннабелл мучилась все сильнее.
Доктор вымыл руки, осмотрел Аннабелл и успокоил ее.
— Все идет отлично, — подбодрил он пациентку, кричавшую при каждой новой схватке. — Думаю, к вечеру все закончится.
Аннабелл посмотрела на него с ужасом, понимая, что больше не выдержит ни минуты. Когда она заплакала, доктор строго сказал, что нужно тужиться.
— Тужьтесь, тужьтесь! — повторял доктор. Измученная Аннабелл упала на подушки, лицо ее стало красным как свекла.