Элоиза Джеймс - Избранница герцога
— Я поклялся себе самому, что найду лучшую мать своим детям, — сказал Вильерс. — Сегодня вечером Лизетт так мило возилась в детской с моими крошками. Девочки потянулись к ней. Я спросил Лизетт, как бы она чувствовала себя в обществе с моими детьми, смогла бы она представить их должным образом и быть им защитой.
— И что же она вам ответила? — спросила Элинор.
Хотя ей и хотелось крикнуть: «Ты что, помешался на этой Лизетт?!»
— Она сказала, что научила бы их не обращать внимания на разных глупцов, — ответил Вильерс. — Научила бы жить так же беззаботно, как она сама.
Внутри у Элинор все болело и кричало, но она сдержала себя.
— Лизетт действительно не придает значения условностям, — спокойно сказала она.
— Она словно предназначена стать матерью моих детей, — сказал Вильерс.
— В таком случае вы свободны, ваша светлость, — сказала Элинор. — Я не считаю, что мы связаны. Всему виной нелепая ситуация. Я хотела защитить вас от моей матери, хотя скорее просто хотела позлить ее. Иногда я чувствую себя слишком усталой от ее диктата.
Наступила пауза.
— Черт побери! — произнес он, наконец. — Я решительно ничего не понимаю.
Преодолев расстояние в два шага, разделявшее их, он обвил ее шею руками и уткнулся в ее волосы. Она чувствовала тяжесть и тепло его тела. Потом он взял ее лицо в свои ладони, и она провела языком по его губам.
— Привет, — прошептала она.
— Назови мое имя, — прошептал он.
— Люцифер!
Он улыбнулся и поцеловал ее. Медленно, нежно, требовательно и страстно. Он был мастером поцелуев, и он был ее... мастером. Одним незаметным движением он потянул за край полотенца...
— Леопольд! — вскричала она.
— Ах, ты вспомнила! — Он выглядел моложе и красивее в этот момент. Его волосы рассыпались, и он казался менее одиозным.
Его пальцы рисовали кружок в самом низу ее спины, отыскав странную дырочку в полотенце. И откуда только она там взялась?
— Я должна идти, — холодно произнесла она. — Мне действительно пора.
— Произнеси мое имя, еще хотя бы раз.
— Вильерс, — отрезала она, и их взгляды скрестились. — Позвольте мне мое полотенце.
Прочертив еще один кружок внизу ее спины, он отступил, сверкая глазами.
— Утром я обо всем уведомлю мою мать, — сказала Элинор. О чем таком она ее уведомит? Ах да! — После этого вы можете считать себя свободным и вести брачные переговоры с Лизетт, — сказала она, чувствуя, что ноги не держат ее.
Он молчал.
— Хотя вы уже, возможно, сговорились с ней? — предположила Элинор. — Это было бы так... естественно, — грустно улыбнулась она.
— Меня можно обвинить во многих грехах, но двоеженство не мой конек, — холодно заметил Вильерс.
— О чем вы? — спросила она. — Мы с вами не в браке.
Поклонившись, он двинулся прочь от нее.
— Леопольд! — не выдержала она. — Я просто испытывала вас. Должна же я знать...
— Я не могу договариваться ни с какой другой леди, будучи помолвлен с вами.
— Но я не знала, что вы считаете себя помолвленным.
— Я считал себя помолвленным, и это также верно, как и то, что я продолжаю считать себя помолвленным теперь. Вы ведь еще не успели переговорить со своей матерью, не так ли?
— Это лишь формальность.
— Я буду считать себя помолвленным, пока вы остаетесь со мной на этом балконе, расспрашивая и удерживая.
Она попробовала рассмеяться, но что-то в его лице погасило ее смех.
— Я всего лишь мужчина, моя принцесса. И продолжаю желать вас, — сказал он, внезапно сорвав с нее полотенце.
Она даже не успела сообразить, что происходит. Полотенце валялось на земле, а она застыла перед ним совсем нагая. Что это, злые шутки изменчивой луны? Первый испуг быстро прошел, и она ощутила вдруг свою женскую силу, все провокационные изгибы своего чувственного тела.
— Могу я... — промямлил Вильерс.
— Вы можете только смотреть, — ответила она.
«Пусть убирается к своей Лизетт», — подумала она. Он еще больший слепец и глупец, чем Лизетт. Они будут отличной парой. Он получит то, чего достоин. И потеряет ту, которой недостоин. Он потеряет ее, Элинор.
Этот новый надвигающийся разрыв приносил ей болезненное удовлетворение. Пусть все идет под откос, как пошло с самого начала, как с Гидеоном... Похоже, она здесь задержится, чтобы испытать до конца его мужскую силу. Она оценивающе пробежала взглядом по его груди и скользнула вниз...
Интересно, как это будет с ним? Может быть, самой сорвать с него одежду? Она вдруг отвела слегка в сторону ногу и с усмешкой отшвырнула подальше полотенце, а потом откинулась на балюстраду, словно приглашая его.
Леопольд не спешил, внимательно изучая ее, словно фальшивый соверен, отыскивая медь под слоем золота. Она соблазнительно прогнулась, искушая своей упругой торчащей грудью с деликатными розовыми сосками.
Дыхание его вырывалось со странным урчанием. Но она, решив, что он слишком долго думал и, его время истекло, наклонилась, чтобы поднять свое полотенце.
Выпрямившись, она спокойно выдержала его взгляд. Кроме жажды обладания, в его глазах было что-то еще, заставлявшее ее жалеть о своем поступке как о чем-то глупом.
Пора было уходить. Она легко скользнула по его губам.
Он зарычал, как от боли.
Пусть так. Мысленно ее здесь уже нет.
Она ушла.
Глава 19
Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера
19 июня 1784 года
На следующее утро Элинор решила навестить другое крыло дома в сопровождении лакея с чайным подносом и Ойстера. Свою сестру Энн она застала сидящей на постели с книжкой.
— Как ты? — спросила Элинор.
— Чай? — обрадовалась Энн. — Ты лучшая из всех сестер на свете.
— Как просто тебя подкупить, — заметила Элинор.
— Мэри, — обратилась ее сестра к служанке, — будь добра, прогуляйся где-нибудь пару минут. Мне уже передали печальную весть об Аде, мне очень жаль... — обратилась она снова к Элинор, когда служанка покинула их.
— Оставь эти формальные соболезнования, — попросила Элинор.
— А ты, конечно, провела полночи в слезах, замочив всю подушку? — сказала Энн.
— Ада заслуживает того, чтобы о ней горевали. Она умерла совсем юной, — заметила Элинор.
— Согласна. Но в этом нет твоей вины, моя дорогая. А ты словно винишь себя в чем-то.
Элинор кивнула. Это событие меркло перед ее новой болью — разрывом с Вильерсом.
— Вильерс собирается жениться на Лизетт, — сказала она.
— Думаю, это не так уж плохо для тебя, — успокоила ее сестра. — Знаешь, все это его потомство... Что в этом хорошего? Лизетт столь же ветрена и экстравагантна, как он, два сапога пара.