Ханна Хауэлл - Горец-защитник
С ее губ слетел испуганный крик, когда она поняла, почему он показался ей знакомым. У мужчины был один-единственный глаз, но даже с одним глазом угадывалось сходство с Саймоном. Впервые Илзбет порадовалась тому, что сидит в камере, куда Генри не дотянуться.
— Так ты привел Генри, это чудовище из Лоханкорри, вот как, Уолтер? — спросила она, уже понимая, кто этот мужчина. — Стараешься выслужиться, показывая, как ловко замел следы собственного преступления? Поразительная храбрость! Взвалить все на невинную девушку — для этого нужно быть выдающимся храбрецом. Ложь, обман, убийство, преступление. Ты трудился день и ночь, чтобы собрать весь арсенал благородного рыцаря в своем королевстве. Вот история, которую можно будет поведать внукам, правда? Да, но, если я отсюда как-нибудь выберусь, у тебя не будет ни детей, ни внуков, потому что я отыщу самый острый нож и лишу тебя возможности иметь потомство.
Уолтер смотрел на нее, пытаясь казаться суровым и в то же время безразличным к ее оскорблениям и угрозам. Странный это был взгляд! Брат Саймона молча смотрел на нее в холодной, неумолимой ярости. Его здоровый глаз на обезображенном шрамом лице производил странно отталкивающее впечатление. Илзбет недоумевала, как она могла, хотя, бы на минуту, подумать, что у них с Саймоном похожие глаза. В то время как Уолтер пытался казаться безразличным, Генри таращил единственный глаз так, что он грозил вылезти из орбиты. Казалось, этот человек готов зубами перегрызть решетку, чтобы добраться до Илзбет. Ей страшно было даже подумать, что бы он сделал, дотянись до нее своими ручищами!
— Слышал, что ты та самая девица, которую мой братец уложил в постель и ради которой готов рискнуть своим добрым именем?
Он осмотрел ее с головы до ног с таким пренебрежением, что ей немедленно захотелось дать ему пощечину. Во второй раз после того как ее бросили в эту ужасную клетку, она от души порадовалась, что между ней и Генри толстые прутья решетки и оба раза из-за этого страшного человека. С одной стороны, они мешали ей наброситься с кулаками на негодяя, который причинил столько боли Саймону. Кроме того, и Генри, лэрд Лоханкорри, не мог свернуть ей шею или сотворить что-нибудь еще, не менее ужасное.
— Чем бы мы ни занимались с вашим братом, вас это не касается, — отрезала она.
Каждый раз, когда Илзбет смотрела на Генри, ее мысленному взгляду представлялась спина Саймона, покрытая рубцами.
— Я предлагаю вам, Генри, бросить эту затею с заговором да поскорее убираться домой. Мальчик, которого десять лет назад вы избили чуть не до смерти, теперь стал мужчиной, и этот мужчина не успокоится, пока вас не приговорят и не казнят, потому что вы предатель. Чем черт не шутит — вдруг, если уйдете по-хорошему, сумеете сохранить все то, что имеете? Вашу жизнь, ваши земли и ваши кнуты, мерзкий вы ублюдок!
От злости голос ей изменил, и она заговорила свистящим шепотом.
— Ваши планы всегда проваливались, вы даже не смогли зачать сына!
— Точно. У меня родилась еще одна чертова бесполезная девчонка, — Он улыбнулся, и Илзбет показалось, что ее окатило ледяным холодом. — Как печально! Она родилась слабой. Хныкала, будто в укор отцу. Вот и умерла, бедняжка.
Только бы Саймон про это не узнал.
— А знаете что? Я думаю, кому-нибудь следовало давным-давно вывести вас на чистую воду и убить. Никогда не думала, что язык повернется такое сказать; всегда почитала жизнь священной. Но вы негодяй, который просто напрашивается на смерть. Моя мать сказала бы, что вы из тех, у кого нет иной цели в жизни, кроме как убивать людей и все, что им дорого. Любимую собаку брата, например. — Она снова взглянула на Уолтера: — Говорите, что вам нужно, и убирайтесь. Ваше общество начинает меня утомлять.
— Будь ты одной из моих подстилок, я бы тебя поколотил. Медленно сломал бы одну кость за другой, — сообщил Генри.
Ей стало очень страшно. Когда Илзбет впервые увидела Генри, гнев развязал ей язык, и она не думала, что говорит. Сейчас до нее дошло, что она, вполне возможно, угадала правду. В Генри Иннезе было что-то глубоко порочное. Нужно было молить Бога, чтобы его план свергнуть короля потерпел поражение. Если Шотландией станет править этот негодяй, страна обречена, она просто захлебнется в крови. Настанут жестокие времена, от которых ей, возможно, никогда не оправиться.
— Очень интригует! Многие предпочли бы просто свернуть мне шею, — сообщила она. — Надо полагать, она хрустнула бы, как прутик.
— Илзбет, придержи свой острый язычок, — предостерегающе сказал Уолтер.
— Почему? Если ваш замечательный план увенчается успехом, я очень скоро буду мертва. Если же провалится, я тоже умру. Тогда какая разница, говорю я или молчу?
— Разница в том, как тебя станут убивать, — сказал Генри. — Я могу сделать так, что это будет очень долго и мучительно.
— Да, это искусство, которым стоит гордиться. Генри, если меня объявят виновной во всех преступлениях, которые благодаря стараниям этого болвана на меня хотят повесить, — она ткнула пальцем в Уолтера, — моя смерть и так обещает быть мучительной. Пока вы двое, да те бедняги, которых вы завлекли в свои сети, не добились своего, мне вообще нечего беспокоиться, кто именно убьет меня самым мучительным образом. — Она снова перевела взгляд на Уолтера. — Уверена, ты явился сюда не только для того, чтобы злорадствовать; так что же тебе нужно?
— Генри, я должен поговорить с Илзбет с глазу на глаз, — сказал Уолтер. — Оставьте нас, хотя бы на минутку.
Пожав плечами, Генри удалился, окатив Илзбет на прощание леденящим взглядом.
— Ты дурак, Уолтер, — сообщила она бывшему жениху. — Рискнуть всем из-за того, что мерзавец захотел стать королем! Да он убьет тебя сразу же, как только наденет на себя краденую корону!
— Не убьет, не надейся! — отрезал Уолтер. — Но я пришел говорить не о Генри. Ты ведь знаешь, что тебя ждет, не так ли?
Глупый вопрос, подумала Илзбет. Она холодела от ужаса, и с каждым вздохом она отчаянно пыталась прогнать этот ужас. Если честно, ее спасал только гнев — как этот человек сумел ею воспользоваться! Иначе она давно бы сдалась, превратившись в жалкое, дрожащее существо, забившееся в угол камеры и лепечущее что-то бессмысленное.
— Посвящение в рыцари?
Жаль, она не могла видеть собственной ехидной улыбки. Кажется, острота вышла что надо.
— Я даже не подозревал, какой у тебя дерзкий, непочтительный язык. Но ничего, все можно поправить. Я знаю способ вытащить тебя отсюда, Илзбет. Освободить тебя!
— Нет, не освободить! Не пытайся мне лгать, Уолтер. От тебя смердит!
Судя по тому, как он округлил глаза, Илзбет стало ясно, что она выдала свою ярость, несмотря на насмешливые слова.
