Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков
Мюррей поднял нос «Фантома» у самой земли и почувствовал легкий толчок. Кассеты с бомбами пошли на цель. Блай тут же начал набор высоты, чтобы зайти второй раз. Сзади, по их наводке, подошли «Чарли-второй» и «Чарли-третий». Они не стали бомбить, пока не развеялся дым, а прошлись по цели из пушек и пулеметов. Затем они сомкнули строй и пробомбили еще раз.
Над горящей позицией летели вверх пулеметные трассы, стреляла какая-то пушка. Блай хотел было зайти в третий раз, но стекло его кабины треснуло, пробитое пулей. Они шли так низко, что их задевал пулеметный огонь.
– Мы еще встретимся!
Блай покачал крыльями и взял курс на базу.
Так началась невероятная схватка двух сил. Сошлись хваленая, победоносная, суперточная американская авиация и знаменитая стальная советская противовоздушная оборона. Сошлись, сжав захват на горле друг друга, и тем самым оставив наземные войска справляться собственными силами. Чем не замедлили воспользоваться вьетконговцы, ведя войну на истощение со знаменитыми зелеными беретами. С вьетнамским партизаном в родных джунглях справиться не так-то просто. А в небе тем временем развернулась своя битва, со своими победами, своими бессонными ночами, по своим правилам. Она захлестнула Рузаева, Кашечкина и Шульца с головой.
***
Кашечкин на боевом дежурстве даже часы отдыха проводил в командирской кабине. Лежа на соломенной циновке, после очередного сбитого над «тропой Хо Ши Мина» янки, он писал письма. Писал он их не на бумаге, а исключительно в уме.
«Дорогая Света, здравствуй!»
Василий подложил руки под голову, потянулся и продолжил:
«У меня все очень хорошо. Американцы присмирели, и летать боятся. Командир мой, Георгий Семенович, замечательный человек. Он настоящий герой и его представили к ордену. Надеюсь, когда-нибудь наградят и меня…»
Кашечкин подумал еще немного, а потом закрыл глаза и захрапел.
Глава 15. Рузаев и Кашечкин охотятся на ганшипы на тропе Хо-Ши-Мина
О, наша месть! Она еще в начале
Мы длинный счет врагам приберегли:
Мы отомстим за все, о чем молчали…
Ольга Берггольц
После первых побед Рузаев не впал в эйфорию, за которой в реальной жизни обычно следует полный разгром. Он понимал, что хотя американцы и испугались, но успели попробовать крови соседнего дивизиона. Пройдя всю Великую Отечественную войну, Рузаев знал, что только теперь начнется игра в кошки-мышки и настоящая боевая работа. Их союзник и их враг – маневр. Обстреляв из укрытия авиационную группу, они вынуждены мгновенно сворачиваться и переходить на другую позицию раньше прибытия специального штурмового звена. Если сменить позицию успевали, то отбомбившееся по ложной цели штурмовое звено получало свою порцию ракет. Но Рузаев понимал, что стоит ему хоть раз опоздать или ошибиться, и порцию ракет получит он сам. Американцы при бомбежке не промахиваются.
Еще американцы научились маневрировать в воздухе, пытаясь уклониться от ракет. Иногда им это удавалось, иногда – нет, но сам характер полетов резко изменился. Если раньше янки горделиво реяли на недоступной для зенитных орудий высоте, то теперь они жались к земле. Если раньше они летали строем и картинно заходили на цель, то теперь стали намного скромнее. В общем, они прониклись чувством, что им в любой момент могут дать сдачи. С одной стороны это хорошо – пуганый враг бомбил намного меньше. С другой стороны плохо – охота стала взаимной. Хотелось еще раз припугнуть врага так, чтобы надолго отбить у него охоту летать.
Именно этот вопрос и обсуждал Рузаев с Шульцем, когда тот приехал к ним в дивизион. На этот раз Шульц прибыл как все обычные люди, на машине. Похоже, он испытывал к американцам уважение, ставшее взаимным.
Комплекс очередной раз перевезли. Эту выматывающую процедуру выкапывания из земли, перетаскивания десятков тонн железа, обратного закапывания и маскировки они выполняли чуть ли не ежедневно. Ужасающая влажность и теплый дождь снаружи. Горячая аппаратура и тропическая жара в кабине. Советские офицеры, непривычные к таким условиям, измучились и сильно похудели. Спать удавалось лишь урывками, чем Кашечкин и воспользовался. Рузаев с Шульцем сидели на ступеньках трапа и курили.
– Такое впечатление, что начинается окопная война, – тихо говорил Рузаев, – как в Первую мировую. Оборона противников так сильна, что никто и головы поднять не может, не говоря уж о том, чтобы пойти в наступление.
–Ну, вы же согнали янки с небес на землю. Они теперь и летают меньше, и к земле жмутся.
– Но и они загнали нас в это болото и головы поднять не дают. – Рузаев с отвращением раздавил очередного летающего кровососа.
– Грех вам жаловаться, – усмехнулся Шульц, – сколько вы их уже настреляли? Штук двадцать?
– Семнадцать, – скромно поправил Рузаев.
– А сами без единой царапины. Если бы вы знали, как я в начале войны в этих самых джунглях мордой в болоте лежал!
– Во время войны я столько раз мордой в болото падал, что и не сосчитать! Как начинается налет, так и ныряешь.
– В Отечественную и я по болотам ползал, – усмехнулся Шульц, – да не о той войне речь. Меня этой весной янки на тропе Хо-Ши-Мина так причесали, что мало не показалось.
Рузаев задумался.
– А они над тропой все еще летают?
– Летают, но реже.
– Я вот что думаю. Оборона у нас налажена, противник пуганый. Давайте возьмем один комплекс и перебросим его прямо на тропу? Поохотимся из засады.
– Да вы что! – удивился Шульц. – Нельзя ослаблять оборону.
– А я думаю, можно. Останутся соседи. Янки напуганы. За два дня ничего принципиально нового придумать не успеют. А мы за двое суток обернемся. Зато они и над дикими районами летать побояться.
– Поохотиться думаете? А здесь дичи мало?
– Здесь не охота и не дичь. Здесь опытный враг, научившийся воевать. На один сбитый самолет мы уже тратим по пятнадцать ракет. Перебазируемся ежесуточно, а сбиваем раз в два дня. Надо учиться новой тактике
– Надо, – Шульц кивнул.
– Вот и будем учиться.
– Добро. Действуйте. Я договорюсь с вьетнамским командованием.
Они помолчали. Вокруг суетились вьетнамцы, оборудуя последние элементы позиции. Рузаев не вмешивался, зная, что вьетнамцы мастера маскировки и все сделают наилучшим образом.
– А все же в Отечественную войну было сложнее, – нарушил молчание Шульц.
– Да, – Рузаев кивнул, – противник намного сильнее и злее.
– Ох, как нас в сорок втором под
