Светлана Берендеева - Княжна
– Глянь на Нину, не иначе, как охмуряет твоего ухажёра. Не жалко тебе?
– С придачей отдам, – фыркнула Мария.
– А она-то, вот ненасытная! Вот этого пана Яна, – показала подбородком Варенька на одного из поляков, – она за обедом с ним сидела, уж охмуряла-охмуряла… Добилась своего, он теперь прямо в рот ей смотрит. Так теперь и Вацлава твоего прибрать хочет.
– Да какой же он мой! – возмутилась Мария.
– Ну ладно, только зело смешно глядеть было, как она между ними двумя сейчас юлила.
– Куда ж ты пропала, Маша, – громко сказала подошедшая Нина, – вошла в сад и сразу пропала куда-то.
– Я с Катериной Алексеевной шла, это вы от нас отстали.
– О, так тебя пан Тадеуш от службы похитил.
– Нет, там разговоры государственные начинались, так я уж не нужна стала.
– Гетман Сенявский для разговора с его царским величеством прибыл, – дополнил её слова пан Тадеуш.
У поляков уважительно вытянулись лица.
– Видать, важный человек этот гетман Сенявский, – шепнула Марии Варенька. – А мы-то ему себя сколь неприлично оказали. Помнишь, как на диванах?
– Опять вы шепчетесь, – громко сказала Нина, – это неделикатно.
– То есть наша вина, пани скучают, – поднялся на ноги пан Вацлав. – Предлагаю, панове, выпить здоровье прекрасных дам, что украшают своей прелестью наше общество.
Панове с готовностью вскочили, разом выпили до дна, тряхнули причёсками. Очень красиво это у них выходило, у русских такой повадки не было. Марии кто-то наступил на ногу, видать, кто-то из кавалеров сел неловко после здравицы. Она отодвинула ногу, и сразу носок её башмака снова придавила чья-то нога, потом быстро отдёрнулась и всю ступню с двух сторон зажали две большие ступни. Мария с силой выдернула ногу и подобрала под кресло.
– Панне Марии неудобно? – негромко спросил пан Тадеуш, его кресло было рядом.
Мария сердито и растерянно посмотрела на него. Что тут можно сказать, чтобы не выглядеть смешной? В тетрадке царевны Натальи, по которой они этикету учились, такие случаи не описаны.
– Садитесь в моё кресло, здесь спокойнее, – также тихо и с лёгкой улыбкой сказал пан Тадеуш, встал и протянул руку.
Марии ничего не оставалось, как пересесть. Посмотрела на остальных. Нина глядела хитро, пан Вацлав с досадой – не иначе это он под столом ногами ёрзал. Варенька сгорала от любопытства, но теперь между ней и Марией сидел пан Тадеуш, и ей пришлось терпеть, разговоры разговаривать и улыбаться этикетно.
Зато уж когда их позвали царицу в покои провожать, Варенька прямо-таки накинулась на Марию с расспросами. Пока с их величествами прощались, конечно, помолчать пришлось, но уж в своих комнатах отвели душу и всё подробно обсудили. Варенька ахала и возмущалась нахальным поведением пана Шидловского. Нина тоже возмущалась, но не паном Шидловским, а Марией – дескать, нельзя быть такой дикаркой, надо понимать куртуазное обращение.
– Ничего себе куртуазность – на ноги наступать, башмаки пачкать, – фыркала Мария.
– А впрочем, что мы из такого пустяка целый костёр раздули?
– А у тебя к нему совсем склонности нет? – спросила Нина.
– Ни капельки.
– И зря. Я с ним сегодня беседовала, он очень благородный господин. И намерения у него самые достойные. Между прочим, он хорошего рода и богат, их имение недалеко отсюда. Он хочет пригласить нас съездить посмотреть.
– Ой, не могу! – захохотала Варенька, – Нина, ты сватать собралась?
– Ой, правда, Ниночка, если он тебе так нравится, так и бери его себе.
Мария смеялась. Нина надулась было, но потом не выдержала и засмеялась сама. Так и хохотали все трое, остановиться не могли.
На улице послышалась скрипка, потом ещё флейта к ним добавилась. Они подскочили к окну – плохо видно, сбоку, перебежали в другую комнату, влезли коленками на широкий подоконник. На улице стояли музыканты, сгорбленные под сильным ветром со снежной крупой, и впереди них пышный кавалер. Увидел лица дев в окошке, снял шляпу, долго полоскал перед собой, потом приложил руку к сердцу.
– Никак твой Вацлав, Нина, – хихикнула Мария.
– Ой, музыканты простудятся, они ж италианцы, к такой погоде непривычны, – запричитала Варенька.
Нина искоса смотрела а Марию, потом не выдержала:
– Для тебя кавалер старается, ты бы передала ему что-либо.
Мария даже сказать не нашла что, только плечами передёрнула. Но через минуту сказала:
– Ладно, я ему записку напишу. Бумага есть у нас?
Бумага нашлась, и записка вмиг была готова.
– Дай посмотреть, – потянулась Нина.
– Что ты, как можно! А если я ему в любви объясняюсь?
Мария сложила бумажку птичкой, приотворила окно и, посильнее размахнувшись, запустила.
– Поймал!
– Ты что веселишься? – подозрительно спросила Нина.
– Погоди…
Кавалер за окном ловко поймал бумажку и, довольный, прижал её к губам, потом к сердцу, потом послал в окно воздушный поцелуй.
– Ишь, разлетелся, – злорадно сказала Мария.
– Что ты написала?
– Погоди. Смотри.
Пан Вацлав читал записку, и лицо его вытягивалось. Не поднимая головы, исподлобья коротко глянул на приникшие к стеклу девичьи лица и, махнув музыкантам, широко зашагал восвояси.
– Да что ты написала, Маша?!
– Ну просто, что музыкантов поберечь надо, им ещё в другие вечера играть, а если простудятся, графиня его не похвалит.
И наконец дав себе волю, Мария захохотала. Варенька вместе с ней. Нина собралась было сделать осуждающую мину, но не выдержала и тоже рассмеялась.
– Как у него лицо-то вытянулось, ой, не могу! А сперва-то обрадовался, может, думал, свидание ему назначили?
Девы, перебивая друг друга, вспоминали подробности.
Утром поднялись не только до свету, а совсем затемно. Завтрак был лёгкий и скорый, и сразу на лошадей – охота! Все русские решили быть верхом, только толстяк Шафиров и доктор Доннель собрались в карете. Пётр Павлович посмеивался:
– Ничего, к концу вы все к нам в карету запроситесь, разве одна княжна Голицына до конца в седле досидит.
Пётр послушал его, подумал и велел ещё бричку за каретой вслед отправить. Он и сам верхом не любил – то ли ноги длинные мешали, то ли повадки нужной не было. А вот Катеринушка его на диво ладно в седле сидела. И когда только освоить это умение успела, умница? Пётр с удовольствием взглядывал на её полную ладную фигуру. Фрейлины тоже были уже в сёдлах, даже робкая Варенька хорошо держалась на своей смирной лошадке.
Последней вышла к лошадям графиня и изрядно всех удивила – она была в мужском платье. Все так и уставились на её стройные ножки, обтянутые светло-серым бархатом. Лёгкой походкой она подошла к своей лошади, приподняла согнутую в колене ногу, стремянной взял её под колено, и она пёрышком взлетела в нарядное малинового бархата седло, прошитое золотыми плетешками.
