Эмили Кармайкл - Цветок Прерий
На лицах горных апачей была непроницаемая маска, но Маккензи поняла по их глазам, что они недовольны появлением непрошенных гостей так же, как и она сама.
– Ты утверждаешь, что Джеронимо нанес нам дружеский визит? – подозрительно спросила она у Кэла.
– Он не хотел допустить, чтобы его отряд напал на… как бы это сказать… на родственника.
У Маккензи расширились глаза.
– Он решил, что «Лейзи Би» принадлежит тебе?
– И что ты моя жена, – добавил Кэл. – Или ты предпочла бы, чтобы он узнал, что ранчо принадлежит белой женщине, которая ненавидит апачей, и спалил бы его до основания?
– Нет, – Маккензи поняла, что опять хотела обвинить его незаслуженно. – Я чуть было не решила… Нет, кажется, я снова должна извиниться перед тобой.
Кэл криво улыбнулся.
– Что-то я не помню, чтобы ты раньше извинялась. Маккензи изо всех сил старалась скрыть страх. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной, и это ее злило. Сейчас все их жизни зависели от Кэла.
Ковбои тихо переговаривались, недоверчиво поглядывая на апачей и Кэла.
– Ничего не случится, если вы не наделаете глупостей, – сказал Кэл. – Возвращайтесь в барак.
Ковбои мрачно удалились.
– Они скоро уедут? – спросила Маккензи, глядя на индейцев.
Кэл взял ее за руку и повел к дому.
– Довольно скоро.
– Когда?
– Не будь такой нетерпеливой, Мак. Апачи – народ гостеприимный, и ты, конечно, не захочешь оскорбить их.
Она обеспокоенно взглянула через плечо Кэла на площадку, где расположились апачи.
– Ну, а теперь, когда они убедились, что ты действительно живешь здесь, что им нужно? Похоже, они решили остаться тут на ночь.
– Я пригласил их поужинать, – сказал Кэл.
– Что?!
Он открыл калитку и подтолкнул Маккензи к дому.
– Я пригласил их на ужин. Если бы к тебе приехал твой дядя, разве ты не предложила бы ему поужинать?
Как официальная церемония ужин не имел большого успеха. Отряд Джеронимо отказался есть в доме или даже за столом. Маккензи, Лу и Кармелита, еле живые от страха, принесли еду во двор, где Кэл развел костер, чтобы рассеять тьму. Все, кто только был на ранчо, собрались вокруг костра на ужин. Боясь, как бы чего не случилось, Маккензи не хотела, чтобы при этом присутствовали ковбои, но Кэл велел позвать их. Он послал и за горными апачами. Кэл объяснил Маккензи, что если все, кто живет на ранчо, будут во дворе, Джеронимо не будет опасаться, что его предадут. А чем меньше будет нервничать Джеронимо, тем спокойнее будет всем.
Поэтому всем обитателям «Лейзи Би» пришлось усесться вокруг костра – хотели они этого или нет. Индейцы ели, как голодные волки. Тушеное мясо, маисовые лепешки и чилийский соус исчезали в огромных количествах, миски пустели мгновенно. Разговоров ни на одном, ни на другом языке почти не было, в воздухе висела напряженность. Только один человек не замечал этого – Фрэнки.
Когда Фрэнки вышла из дома вместе с Маккензи и Кэлом, Джеронимо с любопытством повернулся к ней.
– Не волнуйся насчет Фрэнки, – предупредил Кэл Маккензи, – он любит детей.
Маккензи замирала от страха, в животе появилась ноющая боль, но Кэл оказался прав. Когда он представил Фрэнки свирепому предводителю дикарей, на лице Джеронимо возникло что-то, очень напоминающее улыбку. Фрэнки нисколько не боялась его, наоборот, ее распирало от любопытства. Она улыбнулась Джеронимо во весь рот и, взявшись пальчиками за юбку, сделала маленький реверанс. Джеронимо улыбнулся и попытался повторить движения девочки, чем вызвал откровенный смех своего отряда. Маккензи никогда прежде не видела, чтобы апачи смеялись, и даже не знала, способны ли они на это.
Пока Маккензи помогала Лу и Кармелите кормить голодных апачей, Фрэнки села возле Кэла и весело расхохоталась, когда заметила, что индейцы едят руками. У Маккензи захватило дух от страха.
– Есть полагается вилкой, – заявила Девочка, обращаясь к Джеронимо, и протянула ему свою.
– Руками тоже неплохо.
Джеронимо изобразил подобие вилки из своих пальцев и улыбнулся.
– Это некультурно, – серьезно заметила Фрэнки. – Моя мама говорит, что руками едят только обезьяны и младенцы.
– Фрэнки! – вскрикнула Маккензи, сердце ее билось в бешеном темпе. – Как ты себя ведешь!
Джеронимо легко рассмеялся, взял вилку, к которой до этого не прикасался, и неумело попробовал наколоть на нее лепешку. Его люди, смеясь, продолжили эту игру.
– Тебе обязательно надо научиться этому, – сказала Фрэнки.
Джеронимо что-то сказал индейцам, и они согласно закивали головами.
– Что он сказал? – шепотом спросила Маккензи у Кэла, наполняя его миску говядиной.
– Он сказал, что дочь Гошк-ана – так меня звали индейцы – ведет себя, как маленькая жена, – ответил Кэл. – Она ему понравилась, не волнуйся.
Не волнуйся. Да это просто невозможно! Маккензи очень беспокоилась. Хотя Джеронимо смеялся с Фрэнки, с Кэлом он разговаривал вполне серьезно. Маккензи ничего не поняла из их разговора, потому что он велся на языке апачей. Ковбои угрюмо молчали, глядя на «гостей» с нескрываемой ненавистью. Иногда кто-нибудь из людей Джеронимо вставлял свое слово в беседу, да порой кто-то из горных апачей ворчал в ответ. Один раз Исти поспорил о чем-то с человеком Джеронимо, но, к удивлению Маккензи, Джеронимо тут же заставил их замолчать, пока дело не дошло до драки.
К тому времени, когда женщины могли, наконец, поужинать, еды почти не осталось, зато индейцы наелись до отрыжки.
– У тебя есть виски? – спросил Джеронимо у Кэла.
У Маккензи упало сердце.
– Виски у меня нет, – твердо ответил Кэл. Джеронимо не стал спорить. У Маккензи вырвался вздох облегчения. Она поражалась тому, как свободно чувствовал себя Кэл в обществе индейцев, хотя удивляться было нечему – он вырос среди них. Но все-таки никогда прежде она не могла представить Кэла за мирной беседой с одним из самых опасных дикарей. И этот Калифорния Смит, который прекрасно себя чувствовал среди дикого племени, смел говорить ей, что она не может разобраться в собственной душе! Откуда он мог это знать? И знал ли он, кто он сам – белый или индеец? Сможет ли она когда-нибудь настолько понять его или себя, чтобы выяснить, почему несмотря ни на что Калифорния Смит претендует на место в ее сердце?
Дальше все шло без особых осложнений, но к тому моменту, когда на небе показалась луна, и были убраны все тарелки, миски и серебряные столовые приборы, большей частью нетронутые, нервы Маккензи были, как натянутая струна. Индейцы и ковбои смотрели друг на друга враждебно, а трое горных апачей надменно взирали на тех и на других. Лицо Кэла было спокойным и непроницаемым, а на лице Джеронимо, за исключением редкой улыбки, было написано такое безразличие, с которым Кэлу нечего было и тягаться. Кармелита выполняла свои обязанности, едва сдерживая слезы, готовая в любую минуту впасть в истерику. Лу пока держалась стойко, но неизвестно было, на сколько ее хватит. Одна Фрэнки вела себя совершенно непринужденно: болтала с Лу, Кэлом, Джеронимо – с любым, кто соглашался выслушать ее. Маккензи подумала, что как-нибудь на днях нужно будет объяснить девочке, кто друг, а кто враг.
