Сара Рэмзи - Мед его поцелуев
— Он не узнает. Нет никого, кто мог бы ему рассказать.
Мадлен резко встала.
— Подождите минутку, мне нужно кое-что принести из моей комнаты.
За время ее отсутствия Эмили успела взять себя в руки. Но самообладание покинуло ее вновь, когда Мадлен вернулась с письмом в руке.
— Я раскрыта? — спросила Эмили, не желая читать письмо.
Но Мадлен сунула лист ей в руку.
— Я его не читала. Его доставили вчера от Пруденс, но внутри записка, адресованная тебе.
Почему Пруденс писала Мадлен, вместо того чтобы отправить письмо самой Эмили? Мадлен ответила на этот вопрос раньше, чем Эмили его задала.
— В письме сказано, что она посылает записку мне, поскольку верит, что я сумею ее передать без ведома графа Карнэча.
Эмили подцепила ногтем воск печати, открыла письмо. Раньше все присылаемые Пруденс письма были написаны убористым почерком и строки в них заходили даже на поля — ради экономии бумаги. Но эта записка оказалась пустой, а единственная строчка — размашистой и отлично читаемой.
«Прости меня. П.».
Сердце Эмили подпрыгнуло к горлу на волне внезапной тошноты. Это ведь ей стоило умолять о прощении.
Что же сделала Пруденс?
Элли заглянула ей через плечо, бесстыдно любопытствуя. И тон ее стал мягким.
— Тебе стоит сказать Карнэчу, милая. Я не знаю, за что Пруденс просит прощения, но твое писательство — самая очевидная причина.
Награда, которую Кэссель обещал за информацию, составляла всего триста фунтов, но этой суммы Пруденс и ее матери хватило бы на год жизни в провинции. И не было сомнений в том, что Пруденс и леди Харкасл оставили Шотландию, будучи глубоко уязвленными и жаждущими мести.
Сердце Эмили упало, но тошнота не прошла. Она заслуживала того, что, возможно, сделала Пруденс.
Но от этого мысль о признании Малкольму не становилась легче. В миг, когда пожар желания в его взгляде отгорит и осыплется пеплом, ей придется столкнуться с реальностью супружеской жизни — и знание о том, что она натворила, наверняка уничтожит в этой жизни комфорт.
Сможет ли она использовать его влечение, чтобы снова завоевать Малкольма? Или это будет лучшим способом разрушить остатки того, что родилось между ними?
— Ты можешь написать Пруденс и спросить, за что она извиняется? — спросила Эмили у Мадлен.
Мадлен вздохнула.
— Это твоя битва, не моя. Разве тебе не стоит спросить ее лично?
Эмили чувствовала себя маленькой девочкой. В этот миг, впервые за десять минувших лет, она жалела, что взрослые не придут и не исправят все за нее.
— Я справлюсь, — сказала Эмили. — Но хватит пока разговоров об этом.
Они, конечно же, не оставили тему немедленно, но никакие аргументы не смогли переубедить ее. И когда Малкольм вошел в гостиную, чтобы забрать ее, Эмили надеялась, что улыбка ее была искренней.
Глава двадцать первая
Гроза спустилась с Грампианских гор, когда они были в двух милях от дома, и была такой внезапной, что у них не осталось времени безопасно достичь замка. Двуколка была глупым решением, Малкольм знал это, еще когда выбирал, погода была непредсказуема, и ему стоило бы везти жену в закрытой карете, предоставив на откуп стихиям кучера, а не ее.
Он хотел, чтобы Эмили увидела Шотландию его глазами, чтобы ничто не стояло между ней и дикой природой. Он хотел, чтобы она ощутила нечто глубокое и настоящее, нечто куда более сильное, чем мечтательность, которую он то и дело видел в ее глазах.
Но теперь они оба промокнут до нитки — не тот финал, на который он рассчитывал.
— Доберемся до дома? — спросила она, пытаясь перекричать ветер.
Он покачал головой, сворачивая с главной дороги на боковую, практически заросшую травой.
— Если дождь даст нам еще пять минут, сможем укрыться в старом доме вдовы.
Но дождь догнал их уже через три минуты. И к тому времени, как они достигли дома вдовы, под небом, резко почерневшим от злобных туч, дождь окутал их пеленой, жаля каплями, которые были не намного теплее града. Он сдернул плащ и бросил его Эмили, она завернулась в теплую шерстяную ткань, но это не спасало от ливня.
Малкольм завел лошадей за дом, где стояли заброшенные конюшни, соскочил с двуколки и обежал ее, чтобы помочь Эмили спуститься. Он подхватил ее на руки и, не опуская на мгновенно раскисшую землю, побежал к кухонной двери пустовавшего дома.
Как только он распахнул дверь, Эмили спрыгнула на холодный каменный пол.
— Я и сама могу справиться, — сказала она, слегка задыхаясь.
— Я знаю, — ответил он, гладя ее по волосам и бросая на пол ее промокшую шляпку. — Но если ты замерзнешь до смерти…
Эмили рассмеялась:
— Иди к лошадям, ты же не хочешь, чтобы они утащили нашу повозку. За пять минут в одиночестве я не умру.
Она была права. Он снова выбежал в грозу. Ветер мешал дышать. Шагать по двору было все равно что вброд пересекать пруд. Одежда прилипла к телу, с нее текло. Лошади еще не погнали, но далекая молния подсказала ему, что нужно завести их в укрытие, прежде чем гром доберется сюда.
Конюшни были той еще задачей. В старом доме вдовы никто не жил уже тридцать лет, дом и конюшня сохранились лишь настолько, чтобы приютить случайно забредших пастухов. Малкольм распряг лошадей и повел их в конюшню, на каждом шагу сражаясь с ветром и страхом животных. Он быстро снял с них сбрую, вытер бока соломой и набросил на каждого коня покрывало, а затем насыпал им в мешки старого овса.
В оставленном здесь овсе попискивали мышиные гнезда, Малкольм не обратил на них внимания. Он думал только об Эмили. Не стоило брать ее с собой в открытой повозке, особенно на длинное расстояние, ведь он знал, что в горах такое бывает часто. Это безрассудно, глупо, безответственно, а ведь он пытался избавиться от подобных черт, когда наследовал имение. Он заслужил ее гнев.
Но, пробежав обратно по двору и влетев в кухонную дверь, он увидел, что Эмили не злится. Она выглядела странно восхищенной, щеки покрылись румянцем, и Малкольм даже подумал, что успел ее простудить.
— Ты уже заболела? — спросил он, останавливаясь в шаге от нее.
Эмили снова рассмеялась.
— Малкольм, ну это же только дождь. И если здесь у вас не бушует какая-нибудь зараза, я наверняка в безопасности.
Она нашла трутницу на древнем деревянном столе, зажгла свечу. Запах дешевого жира не мог справиться с сырым гнилостным сквозняком из заброшенных комнат, но Эмили, похоже, это не волновало.
Малкольм снял перчатки и пригладил пальцами мокрые волосы. Шляпу он где-то потерял, вода стекала с волос и щекотала шею.
